Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках (Одинцов) - страница 248

— Пошли следом, только не оступись.

Двигающихся впереди было не видно. Выручал доносившийся ритм движения. «Спасибо кованым сапогам да широким голенищам, а то хоть пропади… Ага, пост. Разговаривают… Поехали дальше. Часовой стоит справа, значит, надо идти за левыми деревьями. Только бы не мины».

По-прежнему у реки, где-то сбоку от тропы, в небо изредка взлетали осветительные ракеты. «Что же лучше? Ложиться на землю, когда она светит, или стоять, где застала? Осматривать местность или зажмуривать глаза, чтобы потом, когда она потухнет, можно было сразу идти вперед». Но сколько Борубай ни пытался уловить момент свечения, ничего из этого не получалось. Ракета всегда оказывалась в небе неожиданно и притягивала взгляд своей яркостью, а потом он ничего не видел внизу. Сначала было страшно, но они заставили себя не падать на землю, пока дрожащий свет освещал землю. Неподвижность была менее заметна среди деревьев, нежели суматошное падение неизвестно на что. Чувство страха, что тебя видят отовсюду, постепенно прошло. Надо было рисковать: лучше стоять, прижавшись к дереву, и постараться что-то увидеть вокруг себя, нежели ползти подобно кроту.

…Летчик забрал стрелка на свою сторону. Отошел с тропы на шаг в лес. Дальше уходить было опасно: можно заблудиться и подорваться. Шли, держась за руки, след в след. Борубай поднимал ногу и, прежде чем поставить ее, голой ступней долго ощупывал, что лежит на земле. Иногда наклонялся и рукой готовил место для ноги.

Впереди вновь послышался приглушенный разговор, потом булькающие звуки переливаемой жидкости. Борубай слушал разговор и звук воды, наливаемой в бочку, а в ушах больше всех звуков звучали свои слова: «Близко!… Спасение совсем рядом!…» И от этих немых, сильно бьющих в сердце мыслей росло нетерпение и хотелось идти еще быстрее. Но он сдерживал себя, тормозил каждый шаг. «Если все правильно, то до поста еще шагов пятьдесят-сто… Придется выжидать… Пока не разберусь, рисковать не буду. Дальше идти нельзя».

Он «слушал бочку». Чем больше наливали в нее воды, тем глуше становился звук падающей струи. Не видя берега, он уже был уверен, что тележка от берега стоит недалеко, потому что каждое новое ведро немцы приносили через тридцать-сорок секунд. «Или лес вплотную к воде, или чем-то замаскирован выход тропы к реке… Выползать только тропой и по ней к воде… Только тут нет мин. И пост где-то совсем рядом с берегом…»

Воду наливать перестали. Поехали… Темноту лесного прогала заполнила движущаяся чернота.

Борубай и Сверчков затаились лежа, стараясь как можно тише и реже дышать. Сейчас решалось почти все. Эти уйдут, и перед ними останется дозор и река.