Бред!
Мои щёки заливаются краской. Отец, явно заметив моё возбуждение, неодобрительно качает головой.
– Ты слишком молод, тебе не хватает опыта. Твои суждения ошибочны, и чувства берут верх над способностью мыслить. Мудрость приходит с годами. – Слова отца звучат по-прежнему ровно и негромко.
Ладно, пускай я слишком молод, зато хотя бы искренен!
– Если мудрость означает камень вместо сердца, то лучше уж я останусь глупцом!
Отец снова качает головой.
– Иешуа, глупости доведут тебя до беды. Синедриону не понравятся твои выходки, их не станут терпеть. Слишком многое поставлено на карту.
Ну ещё бы! На карту поставлена самая ценная часть их организма – задница.
– Синедрион – это сборище лжецов и лицемеров! – Моё самообладание тоже имеет пределы, и сдерживаться я больше не намерен. Тем более, что от Синедриона меня тошнит. – Да им на всех наплевать, кроме себя. А мне наплевать на то, что они обо мне думают!
Отец все жё потерял терпение и повысил голос:
– Сын, если они решат, что ты для них опасен, то без лишних размышлений свернут тебе голову!
Они думают меня можно испугать и заставить отступиться? Слишком плохо они меня знают!
– Если за достижение своих целей мне придётся заплатить собственной головой, то я согласен!
Я вскочил с места. Как я и ожидал, толку от этого разговора не будет.
Я развернулся и вышел за дверь.
За дверью стояла мама. Она наверняка слышала нашу перепалку, и по её бледным щекам текли слёзы. Я невольно остановился. В потемневших глазах мамы было предчувствие, словно она знала, что моя затея обречена. Тонкие длинные пальцы дрожали, сжимая край синего платка, прикрывавшего лицо. От мамы я унаследовал такие же тонкие пальцы. От мамы я унаследовал жизнь. А теперь я причиняю ей боль. Мама молчит, но лучше бы она меня отругала. Её молчаливое страдание рвёт мне сердце.
– Мама, прости... – прошептал я, опустив глаза. – Мама, прости, но у меня нет выбора. Я должен бороться за свои убеждения. А я убеждён, что все мы – люди, и с каждым нужно обращаться как с человеком, а не как с собакой. Даже к собакам нужно относиться по-доброму, так насколько же добрее мы должны быть к людям?
Я поднимаю глаза: в дверях стоит отец. Он хмуро смотрит на плачущую мать, потом переводит взгляд на меня. Его широкие плечи ссутулились, обычно гордо поднятая голова склонилась. Впервые в жизни я замечаю морщинки вокруг его глаз и серебряные нити в чёрных волосах…
В долю секунды что-то переворачивается внутри меня, и я вдруг смотрю на мир совсем другими глазами.
Мои родители защищали и утешали меня. Я думал, что они всё знают и всё могут. А теперь это в прошлом. Теперь я должен следовать своим путём, и родители не в силах ни остановить меня, ни помочь мне. Это мой путь, и я должен его пройти – куда бы он ни завёл меня. Моя чаша наполнена, и я должен её испить.