Я, заикаясь от волнения, начала говорить. Сообщила, что в работе шефа использованы мои результаты. И может, я не расслышала, но он не дал ссылки на мои исследования.
– Ваши исследования? – Бесцветные брови шефа сдвинулись над переносицей, поскольку подниматься в уходящий назад лоб им было трудно. – У вас есть опубликованные работы по этой теме?
– Опубликованные работы? – Я растерянно приоткрыла рот. – Я вам отдала три месяца назад статью, вы сказали, что пристроите ее в хороший журнал.
– Я ничего не получал от вас, любезная Дарья Гелиевна. Вы, должно быть, что-то забыли.
Я села. Потом выступали другие преподаватели, оппоненты и рецензенты, и обсуждение перешло в бесконечное «одобрямс», как будто и не было моего замечания. Я понимала, что никто не хочет портить отношения с влиятельным человеком, каким был Леонид Александрович Лунин. В итоге работа доцента была рекомендована для защиты в диссертационный совет. В мою сторону никто не смотрел.
Едва соответствующее решение было объявлено, как все поспешно стали расходиться. В комнате остались беспорядочно сдвинутые пустые стулья, и секретарь кафедры Галочка Тишковец стала расставлять их по местам. Я помогала ей.
Галя – абсолютно натуральная блондинка, почти даже альбиноска: и брови и ресницы бесцветные, когда не накрашены. Меня удивляет, почему ей родители такое имя неподходящее дали, ведь в природе все галки черные. Отношения у нас с ней простые, мы даже дружим, хотя она почти на десять лет моложе меня. Познакомились с ней в больнице. Мне лечили в ЛОР-отделении воспаление среднего уха, надеюсь, последнее, а Галя лежала там с гайморитом, нагноением носовых пазух. Она была еще студенткой и все время пребывания в больнице корпела над конспектами. И только перед сном у нас начинались откровенные беседы. Узнав, что я закончила психфак, пыталась получить у меня психологическую консультацию, как понравиться парням. Но, как известно, нельзя смешивать профессиональную помощь и девичью болтовню в больничной палате. О чем я ей и сказала. Галя сразу, в отличие от многих, приняла этот закон, и наши беседы перестали быть обременительными для обеих. Я призналась ей, что тоже до третьего курса успехом у ребят не пользовалась, и даже рассказала ей свою историю неудачной школьной любви.
Мы продолжали общаться и после выписки из больницы. Галя напоминала мне меня в юности: и держалась скованно, и одевалась скучно – водолазки-свитерочки да джинсы. Зато теперь я с легкостью чередую брюки и юбки, строгие пиджаки и модный трикотаж. И ее к разнообразию приучаю.