Отдохнуть удалось только полчаса. Поднял дежурный. Пришла телеграмма от Жукова. Освежился, выпил чаю, можно снова браться за дело. Всю ночь пришлось просидеть за картой. Каждый миллиметр карты изучал вновь и вновь, просчитывая и взвешивая. Это судьба страны и жизнь солдат. Ошибка меня, солдата — это только моя жизнь, ошибка командующего — жизни тысяч. Я не имею право ошибаться. Отступать некуда. Москву нельзя отдавать фашисту. Пробил желанный час. Сколько мы отходили и сколько неимоверных страданий и потерь перенесли, но в конец отступления и победу верили всегда. Скоро рассвет, будет утро, а потом настанет день. Надеялся на прибывающие эшелоны. На их быструю переброску. Хотя по такой дороге… Я видел, как они шли, вытягивая застревавшую в глубокой грязи технику. Ещё раз подумал о том, что воля и сила наших людей перекрывает в выносливости броню. Опять гремела артиллерия. Голова уже привыкла к грохоту. Артиллерийские дуэли вспыхивали то здесь, то там. Становится неуютно и тревожно, когда наступает вдруг тишина. Всё в порядке, когда лопаются перепонки от взрывов, рвутся снаряды, постукивают пулемёты. Значит, стоим и воюем. В пылу пожаров наши бойцы сходились в рукопашную. Ближайшего боя враг, как правило, не выдерживал. У них не было штыков, они косили сходу, с живота, автоматными очередями, а наши рубились сапёрными лопатками. Отбросить отбросили, а дальше продвинуться не удалось. Разведка донесла: "Немцы возили труппы своих солдат на десятках грузовиках. Их с трудом успевали хоронить. Они в курсе, что их бьют сибиряки". Мечусь с одного конца на другой. Как там говорят, вытащил одно, село другое. Так и я главное, везде вовремя успеть. Мелкими группами и в одиночку налетали "мессеры" и висели чёрные стаи "юнкерсов". Бомбили нас нещадно. А гул танкистских моторов стоял над Дубосеково. Я должен быть там. Вздымая смерчи снега и грязи, выкатились вражеские танки. Они шли развёрнутым строем. Первые машины замерли, попятились и задымились. Густой дым от них потянулся над лесом. "Хорошо горят!" Весело от этого коптения на душе. Это им не променад по Европе. На пути их встали железной стеной 28 гвардейцев панфиловцев. То был тяжёлый, смертельный бой. Даже сотни метров этого клочка земли не уступили они фашистам. "Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва". — Крикнет политрук Клочков свои бессмертные слова. Клятве сердца не надо ни вздохов, ни слов. Напряжение такое, что в пору самому рвануть на передовую в окопы к пулемёту. Чтоб привести себя в чувство, умываюсь снегом. Нельзя! Корю: "Холодный разум и трезвый расчёт тебе нужен, а не движение души".