— Что-то в нем, конечно, было, — ответил Рудстрём и удивленно посмотрел на Чавеса. — В нем было что-то, что заставило меня чертовски разозлиться, и чем больше пива я в себя вливал, тем злее становился. Он был виноват во всем том дерьме, которое свалилось на меня.
— Почему именно он? — спросил Йельм.
— Он был банкир, — ответил Рудстрём. — Вот в чем было дело. Кто-то сказал, что он работает в банке. В конце концов он довел меня до бешенства.
— Он работал в городе?
— Да нет, думаю, в каком-то пригороде. Не знаю. Но он был не из Вэксшё, это точно. У меня не было никакого представления о том, кто он и откуда. Но он дьявольски здорово играл в дартс. Надеюсь, я его не покалечил…
Все четверо переглянулись.
— Очень возможно, что покалечил, — ответил Йельм. — Хотя и не совсем так, как ты думаешь.
И он вдавил в руку Рудстрёма две сотенные бумажки. Алкоголик, впрочем, с головой ушел в воспоминания о том, что было давно забыто и залито многими литрами спиртного.
— Вот черт, ну надо же мне было так его избить, а? — произнес он, и две слезы тихо скатились по его вздувшейся от стероидов щеке. — Вот черт!
Они уже совсем было собрались уходить, когда Черстин вдруг присела на корточки возле Рудстрёма.
— Я должна задать тебе еще один вопрос, Антон, — произнесла она. — Почему перед тем, как избить его, тебе нужно было послушать «Мистериозо»?
Он взглянул ей прямо в глаза.
— Это жутко классная музыка, — просто ответил он. — Хотя сейчас я уже забыл, как она звучит.
Черстин легонько погладила его по плечу.
— А вот он не забыл, — сказала она.
Они рассеянно присели за столик уличного кафе и, только получив свои гамбургеры с большой буквой «М» на упаковке, поняли, что это веранда «Макдональдса» на большой пешеходной улице в центре Вэксшё. День был в самом разгаре.
— Мистериозо, — повторила Черстин Хольм. — Характерное для Монка название. В нем есть нечто туманное. Позади тайны, мистерии, мерцает английское слово «мист» — туман. Когда ты произносишь «мистериозо», ты об этом не думаешь, «мист» как будто растворяется в слове «мистерия», но при этом продолжает оказывать свое воздействие. Он слышится в звучании слова. Мистика рождается через физическое ощущение. Туман, идущий изнутри, обнаружить сложнее. Но именно от него мы теряем рассудок.
Йельм уже потерял его. Что-то где-то он упустил, проскочил мимо чего-то, но оно есть, оно существует, это абсолютно, сказал он себе, абсолютно физическое ощущение. Кто-то сказал что-то важное. И от этого он потерял рассудок.
— Ну как, сообразил, что это? — спросил Чавес, откусывая от своего чизбургера.