— Отнюдь. Мы проводим расследование повсюду, где предполагаем наличие связей между жертвами, в первую очередь для того, дабы не допустить смертей в дальнейшем. Одна из таких связей — членство убиых в этом эксклюзивном ордене.
— Понимаю. О ком именно идет речь?
— Господин хранитель не читает газет?
— Не читает, и уже довольно давно, — ответил Клёфвенхьельм. — Чтобы иметь возможность отдавать службе ордену все свое время, я не только уволился с работы, но и отстранился от всего того во внешнем мире, что казалось мне омерзительным. В определенном возрасте это можно себе позволить.
— И при определенном финансовом статусе.
— Разумеется, — нейтрально отозвался Клёфвенхьельм.
— Сколько в ордене Мимира членов?
— Шестьдесят три, — ответил Клёфвенхьельм и добавил: — Это люди, прошедшие тщательный отбор. На сегодняшний день получается шестьдесят один, — поправился он.
— Верно, — откликнулся Йельм. — Вы лично знаете всех?
— Деятельность ордена имеет мало общего с личностями. Нас занимает надличностное и внеличностное. Поэтому во время исполнения ритуалов мы носим мантии, подобные той, что сейчас на мне, а также различные маски. Я редко вижу лица. Но сейчас мы касаемся тайн, которые принято скрывать.
— Святая секретов?
— Именно так, — кивнул Клёфвенхьельм, нимало не удивившись странному слову.
— Вот что меня интересует, — сказал Йельм. — Как совершенно непосвященного: почему принадлежность к ордену так привлекательна в определенных слоях общества?
— Я мог бы, идеализируя, ответить, что всех нас объединяет желание расширить сознание, открыть пути в неиспользуемые области души, но это не полностью соответствовало бы истине. Не могу закрыть глаза на то, что многие пороки мира проникли в наш орден вслед за нашими братьями: престижность, чувство избранности и превосходства, стремление завязать нужные контакты, свобода от женщин, зачастую наигранная любовь к традициям и ритуалам; орден Мимира восходит корнями к готицизму Гейера начала девятнадцатого века, о котором девяносто процентов членов ордена не имеют ни малейшего представления. Если бы я требовал от братьев той же чистоты и энтузиазма, как от себя самого, то я вынужден был бы проводить ритуалы в одиночестве. Что, возможно, не так уж и глупо, — Клёфвенхьельм еле слышно вздохнул и вновь зарокотал:
— Итак, как звали наших усопших братьев?
— Куно Даггфельдт и Бернард Странд-Юлен.
Пальцы хранителя ордена Мимира застучали по клавиатуре.
— Понимаю, — произнес он после некоторой паузы. — Но мы снова немного заходим за магическую грань молчания.