Мария-Антуанетта завоевывала свою независимость. Проходили недели. Ничего не менялось. Мерси, со своей стороны, посещал фаворитку, притворяясь, что разговаривает с ней без всякой задней мысли, и беспрестанно обвинял тетушек в том, что они подстрекают дофину к непослушанию, тогда как сама дофина продолжала упрямиться воле матери и короля.
Однако ей пришлось уступить материнской воле. Мария-Антуанетта выбрала для этого новый год. 1 января 1772 года, когда фаворитка в сопровождении герцогини д'Эгильон и супруги маршала Мирепуа прибыла к дофине на праздник, Мария-Антуанетта повернулась к ней и сказала: «В Версале сегодня столько народу». Мадам Дюбарри торжествовала, король был удовлетворен, а Мерси с облегчением вздохнул. Впервые Мария-Антуанетта испытала страшное чувство поражения. «Один раз я обратилась к ней, но теперь точно знаю это все, впредь она не услышит от меня ни слова», — сказала она Мерси в присутствии своего мужа. Полностью поддерживаемый дофином, Мерси настаивал еще на одном — «необходимости осторожного поведения, дабы не шокировать короля своим невероятным упрямством […] и, в частности, не ввязываться в дворцовые интриги». Посол знал, насколько хрупкой может быть победа. «Я надеюсь извлечь выгоду из этой женщины, — писал Мерси Кауницу, говоря о фаворитке. — Лишь бы только дофина не помешала». Он располагал лишь одним настоящим средством давления на принцессу: убеждение ее в том, что альянс между двумя государствами находится под угрозой. И как свидетельство тому письмо Марии-Антуанетты матери, датированное 21 января. Послу пришлось прибегнуть к крайнему средству, чтобы заставить дофину поговорить с фавориткой. «Поверьте, что я пожертвую всеми моими предубеждениями и недостатками, только не предлагайте мне ничего бесчестного, — сказала она ему. — Если испортятся отношения между двумя странами, это будет самое большое несчастье в моей жизни; пусть я всегда останусь верна своему сердцу, но долг выполню до конца. Я содрогаюсь от мысли, что это может произойти, и надеюсь, что этого все же не будет, и уж, по крайней мере, не я буду причиной этой ссоры».
Глава 4. «ПЛОХОЙ ОТВЕТЧИК»
Очень тепло встреченная королем после этой памятной сцены, Мария-Антуанетта думала, что отдала дань и ему, и суровой матери. Еще несколько дней во всем Версале ей пели дифирамбы. И только назойливые тетушки ругали племянницу. Но теперь это не имело значения, поскольку дофину, наконец-то, оставили в покое. Она могла продолжать жить дальше, не упрекая себя, при дворе, к которому она так привыкла, лишь бы ее не ругали за определенные симпатии или антипатии и не заставляли демонстрировать те чувства, которых она не испытывает. Легкомысленная и небрежная, противница всяких условностей, Мария-Антуанетта утвердила себя как своенравная молодая женщина, неспособная лгать и притворяться. Ее живое, все еще детское лицо выражало все мысли, тогда как она даже не подозревала об этом. Любой мог почувствовать ее взгляд и внутренне содрогнуться, если только она смотрела не так, как подобает.