Крыло, примыкавшее к часовне, обычно запиралось на ключ, но девушка давно заполучила такой же. Гулкие ребра арок перетекали одно в другое, превращая галерею в подобие брюха каменного дракона. Воображение позволяло раздвигать границы сумрачного зала с широкими колоннами до бесконечности.
Кассия удивлялась, отчего только она навещает это место. Здесь как нигде Кас обретала покой. Обычно девушка пропадала в галерее на пару часов перед сном после очередного напряженного ужина.
«Наверняка это бесстыдное поведение Трева делает Седрика таким несчастным», — размышляла она. Вдруг эхо разнесло резкий скрип дверных петель и быстрые шаги. Инстинктивно Кассия отступила в темноту и затаилась.
— Постойте! — окликнул отец Теофил. — Вы не можете просто сбежать!
— Отчего же? — огрызнулся барон. — Раньше как-то получалось.
— Это на благо Империи, на благо Церкви и Фальвика.
Судя по звукам, священник схватил Седрика за плащ. Сгорая от любопытства, Кас попыталась приблизиться, прячась за колонны, насколько возможно. Шутка ли? Что, если Империя снова жаждет отнять Рики? Снова отправить его на какую-нибудь войну?
— Перестаньте. — Барон стряхнул руку преследователя. — Идея была прекрасна, пока не зашла слишком далеко.
— Поверьте, еще не слишком. — Знакомые инквизиторы, выплывшие из дверей, взяли Седрика под локти.
— Ну да, — фыркнул тот. — Разглагольствовать просто. Мне же придется связать себя с… этим.
— Всего лишь несчастное больное дитя, — возразил отец Теофил. — Кроме того, она любит вас.
— Только я ее нет!
Сердце Кас сжалось. Она не могла ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни заткнуть уши.
— Вы не понимаете? — продолжил Седрик. — Она… изменилась. Небо! Да мне рядом с ней стоять жутко! Это безумное создание. Пока ваше «бедное дитя» приносило доход в Аартене, все было замечательно. Но где гарантия, что однажды мы не разделим судьбу Жеро? Прибавьте сюда этого неотесанного простака Тревора, готового за нее драться хоть со всей армией, и картина заиграет новыми красками.
— Ну, так все в ваших руках, — заверил инквизитор. — Пару часов потерпите, а после молодую жену в кандалы и в башню. Опомниться не успеет. Камешки же потекут рекой.
— Я протестую! — пролепетал отец Теофил. — Неужели это нельзя никак сделать мягко? Полюбовно.
— Мягко? Полюбовно?! — Барон тряхнул священника за ворот. — С Саймоном попробовали мягко и полюбовно. Распинался перед ним. Рассказывал, что его милая дочурка — чудовище. Что пора трезво смотреть на вещи. А тот меня едва не прикончил. Животное.
— Разве об этом я вас просил? — Голос Теофила слабел.