— У меня нет таких далеко идущих планов.
— А следовало бы их заиметь. Жизнь, Синеглазый, штука забавная. И чувство юмора у нее примерно как у твоего Пугала. Никогда не знаешь, куда тебя выведет судьба.
— Считаешь, оно для меня опасно? — прямо спросил я.
— Не знаю. Думаю, что если бы хотело тебя убить, то давно бы уже это сделало. Ты для чего-то ему нужен.
— Да. Ему со мной веселее.
— Не будь ребенком. Если бы оно хотело избавиться от скуки, то таскалось бы за бродячим цирком, а не за тобой и было бы гораздо менее ограничено в том, кого шинковать серпом. Повторю — ты ему нужен.
— Не могу представить зачем.
— Как и я. Но оно будет рядом до того момента, пока ты ценен для него.
— Если я настолько ценен, то что же Пугало не бросается спасать меня, как только вокруг случаются неприятности?
— Это ты уже у него спрашивай, дружище. Кстати говоря, все больше и больше стражей узнают о нем. Пока вокруг тебя друзья, все неплохо, но рано или поздно слухи о твоем необычном друге дойдут до магистров.
— И что? В обязанности стражей не входит уничтожать одушевленных, даже если они являются темными сущностями, при условии того, что они не причиняют вред людям.
— Твое еще как причиняет.
— Только негодяям и убийцам и только с моего разрешения. Все вопросы по уничтожению такого одушевленного принимают не стражи, а церковный совет инквизиции.
— На досуге прочитал кодекс? — усмехнулся он.
— Надо же когда-нибудь узнать, о чем там говорится.
— Это не поможет избежать проблем.
— Я как-нибудь справлюсь.
— Ну, смотри, — пожал плечами цыган. — Некоторые из магистров, старичье и консерваторы, будут очень недовольны.
— Они всегда недовольны, — беспечно отмахнулся я.
— А если поступит прямой приказ убрать его? Ладно. Можешь не отвечать, — Шуко закинул сумку на плечо и взял стакан с вином. — Ну будем, старина. Надеюсь, еще свидимся.
— Вне всякого сомнения, — кивнул я ему.
Вино было с горчинкой, и его вкус все еще оставался у меня на языке, когда Шуко, насвистывая, вышел во двор и начал прощаться с Гертрудой.
— Ну, Людвиг, до встречи, — улыбнулся Натан, протягивая мне руку. — Береги себя.
— Ты тоже. И смотри в оба. Времена меняются.
— Я заметил.
Он похлопал ладонью по своему кинжалу и вскочил в седло:
— Я готов, Шуко.
Через ворота Риапано цыган выехал первым, на прощание подняв руку, но так и не обернувшись, считая это слишком плохой приметой перед дальней дорогой. Натан подмигнул нам напоследок, а Мила, сидевшая позади стража и обнимающая его за талию, улыбнулась мне и Гере, а затем положила голову ему на плечо.
Мы остались одни. Гертруда взяла меня под локоть, сказав: