– Приятно? Я здесь только прислуга! И ты ко мне равнодушен!
Наверное, она сказала что-то лишнее. В ее реплике звучали неудовлетворенные амбиции. Лицо Атаманова приобрело высокомерное выражение.
– Ты именно за этим сюда и приехала – работать.
Вот так. Знай свое место!
Глаза Насти моментально наполнились слезами. Несбыточная мечта – добиться любви Атаманова – оставалась несбыточной мечтой.
Художник сразу же дал задний ход, удивляясь, как ловко устроены девочки: стоит произнести одно неверное слово, и автоматически включается защитный режим. Слезы. Носик покраснел, реснички слиплись. Стыд и позор тому, кто обидел ангела!
– Ну прости, малышка. Слушай, ты серьезно считаешь меня резким и бездушным? Я произвожу на тебя такое впечатление? Ну да, у меня нелегкий характер. И сейчас я целиком поглощен работой.
– Это заметно.
– Но я ценю твое общество.
– Я не умею читать мысли! А если судить по твоему поведению – тебя от меня тошнит!
– Какие глупости, Настя. Перестань фантазировать. Послушай, я не хочу, чтобы ты уезжала. Останься! Не бросай меня, Настюша-а-а!!!
И художник опять кинулся обниматься. И даже поцеловал ренегатку в висок и ухо. Но через минуту разъединил объятия (опьяненная Настя едва не рухнула на пол) и взял с полки пачку денег, валявшуюся среди кисточек и банок.
– Сколько я тебе должен?
Ошарашенная Настя назвала сумму. Она вообще-то уже передумала куда-либо ехать. Атаманов так приятно уговаривал!
Художник принялся отсчитывать купюры, но тут же бросил это занятие и вручил Насте всю пачку.
– Держи. Значит, уезжаешь. Ладно, езжай. Мне нужно работать.
Настя развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась вниз по лестнице.
Она села за руль автомобиля, рыдая, как Пенелопа.
– Я сойду с ума! – простонала Настя. – Это раскаленный лед. У меня разорвется сердце от перепада температур!
И она отправилась в путь, оставив позади лесную поляну, коттедж с абрикосовыми стенами и в нем – своего мучителя.
До Саманкульского района Валдаев добрался к обеду. Поэтому разговор с лейтенантом Воробьевым был удачно аранжирован поеданием пельменей в столовой «Ласточка».
– А что ты домой на обед не ходишь? – поинтересовался Александр.
Сережа сморщился. Обязательным приложением к обеду (и к завтраку, и к ужину) являлись нотации юной, но сварливой жены лейтенанта. Молодая женщина словно поставила перед собой цель – к тридцати годам подвести супруга к инфаркту. Или не ставила никаких целей, а просто была дурой.
– Короче, зря приехали, товарищ капитан, – продолжил мысль Воробьев. – Там все чисто. Я со всеми побеседовал, все версии проверил. Никто ее с горы не сталкивал. Сама слетела. Милая, кстати, была девушка.