Малыш совсем обессилел, он лишь тихо плачет, устав отбиваться от потных лап.
Ничего, лапыш, потерпи совсем немного, мама уже почти вырвалась.
Где-то глубоко внутри, придавленный толщей ярости, разум пытался докричаться до меня, напоминая о том, что индиго живы, что скоро они должны появиться, не зря ведь Ника сосредоточилась именно на помощи друзьям – вместе они непобедимы.
Да, да, конечно, но неизвестно, когда они появятся, а жирная тварь уже поднялась и, взвалив Ежика на плечо, словно мешок с картошкой, направилась в другую комнату.
– Останови его! – заорал Петер, рванувшись. – Если хочешь хоть что-то узнать – останови его!
– Заткнись, ничего особо страшного с мальчишкой не случится, Эдуарду будет нежен. А если и поранит немного – от этого никто не умирал. Зато ты будешь сговорчивее теперь. Думал, я просто пугаю?
Лопнули наконец и тряпки, связывавшие мои ноги. Наверное, слишком громко лопнули, что вынудило внимание одного из подручных Муравьеда отложить попкорн и отвлечься на меня.
Ошалев от неожиданности, он пару мгновений наблюдал за тем, как только что плотно упакованная тетка поднимается из кучи разорванных – очень прочных, между прочим! – полотенец, вытаскивает изо рта осточертевшее полотенце поменьше, разворачивается и…
– Эдуарду! А…
Я не знаю, какое именно слово, начинающееся на «а», хотел проквакать бандит.
И толстунчик Эдуарду не узнал. Не до того ему было, вываливающиеся из брюха потроха пытался поймать.
Я не собиралась делать мерзавцу харакири, так получилось. Потому, что извращенец уже почти скрылся в соседней комнате, потому что огромный нож, очень похожий на мачете, кто-то небрежно бросил на столе?
Наверное.
Зато мой сын был теперь со мной.
Зажмурившись, Ежик обезьяньим детенышем повис на мне, цепко обхватив руками и ногами. Теперь оторвать мальчика от мамы можно было только силой, а применить ее никто не решался.
Да, понимаю, оскалившаяся, с совершенно безумным взглядом баба, судорожно сжавшая окровавленный тесак, никак не вписывается в образ хрупкой и нежной женщины. Кажется, я даже рычала.
Не следовало им трогать моих детей.
Толстяк захрипел и медленно завалился на бок, забрызгивая стены и пол кровью. Я вжалась спиной в угол, обезопасив тыл, и поудобнее перехватила рукоятку ножа.
– Малыш, – вполголоса произнесла я, – прошу тебя, спрячься мне за спину.
Ежик судорожно всхлипнул и отрицательно затряс головой, прижавшись ко мне еще плотнее.
– Пожалуйста!
Безрезультатно.
Ну что же, если будут стрелять, развернусь и накрою сына своим телом.
А стрелять, скорее всего, будут.