За столом они ели очень медленно. Это была особая, утонченная медленность. Я же, познавший настоящий голод, не понимал, чего ждать, если еда уже поставлена перед тобой. Лишь заметив, как все смотрят на меня, когда я жадно, как можно быстрее, кидаю в рот куски мяса, я понял, что за столом тоже надо следовать строго определенному этикету. И главное, не спешить.
Россана помогла мне, положив свою мягкую ладонь поверх моей руки и что-то спросив меня о Венеции: тем самым она несколько задержала мой очередной рывок к блюду за следующим куском. На эту тему она не произнесла ни слова, но я понял, что она хочет помочь мне вести себя правильно. С тех пор я стал наблюдать за сестрами дель Орте, прислушиваться к их разговорам, учиться их способу обращения друг к другу и манерам.
Больше всего на свете Паоло хотел стать солдатом, как его отец. Поэтому он вовлек меня в занятия фехтованием и другие спортивные игры с военным уклоном. Обычно он устраивал что-то вроде рыцарского турнира и, сражаясь со мной, всегда легко меня побивал, нанося порой очень болезненные удары в грудь своим деревянным копьем. Поначалу это злило меня, я дулся на него и отказывался парировать его удары.
Но всякий раз, когда я оказывался на земле, девочки начинали жалеть меня, Паоло принимался уговаривать, и я опять соглашался.
Это была их любимая игра. Россана и Элизабетта изображали высокородных дам, дарующих свою благосклонность храброму рыцарю, бьющемуся ради них. Более бойкая из девочек, Россана, всегда выбирала своим фаворитом меня и повязывала мне на шею свои ленты. Но вскоре меня стало раздражать то, что я все время оказывался в униженном положении; Паоло постоянно одерживал надо мной верх. Он вовсе не хотел меня унижать, нет! Но так получалось из-за его явного преимущества в росте и силе. Однако он не во всем превосходил меня. Может, я и уступал ему в силе, но зато был более ловким и шустрым. И кое в чем более опытным.
За поясом он носил настоящий короткий кинжал, но только для виду. Однако в моем детстве ножи служили не для хвастовства, а для дела.
Однажды, когда он стоял надо мной, размахивая мечом, и в очередной раз провозглашал себя победителем, я вдруг инстинктивно вскинул руку, выхватил кинжал у него из-за пояса и мгновенно приставил к его горлу. Это сразу остановило и его собственное ликование, и веселье наблюдавших за нами девочек.
Паоло выпучил на меня глаза. И я увидел в них то, что меня и заинтриговало, и испугало одновременно: страх.
Он открыл рот. Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Но какие мысли проносились в этот миг у него в голове, я не знаю.