Торопясь скорее исчезнуть из поля зрения преследователя, я не глядя спрыгнул вниз, на садовую дорожку по другую сторону каменного забора.
А там у самой стены сидела юная девушка с шитьем в руках. Она была одета в монашеское платье, только сплошь белое. Когда я свалился к ее ногам прямо с неба, она в испуге подняла на меня глаза.
Я положил руку на пояс.
— Не двигайтесь, или я вас убью! — предупредил я.
Она глядела на меня молча.
— У меня нож! — сказал я.
— Я готова умереть за Христа, — спокойно ответила она.
Я осекся, оторопев, но быстро пришел в себя.
— Вы можете и не умереть, — сказал я. — Только делайте то, что я скажу.
— Вы собираетесь меня изнасиловать?
— Что?!
— Боюсь, что это мне было бы гораздо труднее перенести. — Она посмотрела на меня. Глаза у нее были карими с крапинками зеленого. — По крайней мере, я думаю, что это оказалось бы для меня самым трудным. Я ничего об этом не знаю, поэтому не могу сказать наверняка. Хотя я слышала, что это может оказаться вполне приятным опытом. Но если мне будет приятно, это будет грехом, не так ли? Разве не грешно получать наслаждение от того, что запретно, причем тогда, когда ты вовсе этого не желаешь? И можно ли не воспользоваться неблагоприятной ситуацией, раз уж она возникла? В конце концов, не моя вина в том, что это случилось. Вы упали с неба.
— Что я могу сделать?
«Кричать». Эта мысль тут же пришла мне в голову. Любая другая девчонка сразу бы завопила. Но не советовать же ей это?
А она между тем продолжала без остановки:
— Пожалуй, спрошу об этом своего исповедника, отца Бартоломео. Хотя он так стар, что мне не хочется беспокоить его такими трудными вопросами. Говорят, у него слабое сердце. Было бы нехорошо заставлять его волноваться.
— Я…
Она подняла руку:
— Есть еще один молодой священник, что приходит исповедовать нас, когда отцу Бартоломео нездоровится. Его зовут отец Мартин. Наверное, я спрошу у него. Наша аббатиса нечасто позволяет таким молодым монашенкам и послушницам, как я, исповедоваться отцу Мартину. Его она оставляет для пожилых монахинь. Но сестра Мария, а ей уже восемьдесят два, рассказывала мне, что после того, как она побывала на исповеди у отца Мартина, ей пришлось пойти на исповедь к отцу Бартоломео, чтобы поведать ему о мыслях, вызванных у нее отцом Мартином. Это кажется мне напрасной тратой времени, да и вряд ли стоит утруждать лишней работой отца Бартоломео, когда ему и так нездоровится. Вот незадача! Как же поступить?
Девушка поднесла шитье к лицу и перекусила нитку ровными белыми зубками. Потом воткнула иголку в маленькую подушечку и встала.