— Им нужна не только пища, — сказал я. — Еще и медицинская помощь.
— Они не могут получить ее, Маттео. — Паоло серьезно посмотрел на меня. — И как ты не понимаешь? Ты должен помогать нашим врачам в лечении раненых французов, иначе войсковой интендант не подпустит нас к продовольственным складам. А кроме того, если будешь без конца ходить к этим чумным, ты или умрешь от истощения, или будешь убит кем-нибудь, или сам подхватишь заразу. Ты переберешься на какое-нибудь чистое, безопасное место и там сможешь лечить людей.
— Но я…
— Маттео, все должно быть так, как я сказал, — отрезал Паоло.
В этот раз я подчинился ему. И обнаружил, что у многих больных вовсе не чума, а дизентерия, лихорадка, чесотка или какая — нибудь другая кожная болезнь, заставившая городские власти впасть в панику и объявить всех этих людей нечистыми.
Однажды ко мне пришел высокопоставленный французский офицер и заявил:
— Вы лечите испанских солдат, хотя множество французов ждут своей очереди. Я запрещаю вам лечить испанцев.
— Я не врач, — ответил я, — и лишь помогаю тем, кто приходит ко мне в полном отчаянии. Когда ко мне приносят больного, он наг передо мной, и мне все равно, какой он расы и какого гражданства. Я лечу больных, и, если вы запретите мне это делать, я не буду лечить никого.
И он отступил.
Победа под Равенной досталась французам.
Когда король Людовик услышал о гибели своего племянника Гастона де Фуа, он не сдержал слез и сказал, что это не только личная потеря, но и потеря для всей Франции. Он объявил при дворе день траура. А после этого заявил своим министрам, что отныне ни одной капли французской крови не будет пролито на итальянской земле.
Паоло написал родителям Стефано и Сильвио и сообщил им о гибели их сыновей. Мне вспомнился тот день в деревне, несколько месяцев назад, когда невеста Стефано шутливо обматывалась привезенным им белым шелком и весело спрашивала его, представляет ли он ее в свадебном наряде.
А я решил написать Элизабетте и рассказать ей о гибели Шарля. Я знал, что она будет скорбеть о нем, потому что, хотя они встречались и разговаривали всего один раз в жизни, между ними существовала постоянная переписка. В письме я изобразил его настоящим героем, наградил опасными подвигами и придумал ему быстрый и безболезненный конец. При этом я не испытывал никакой вины за свое приукрашательство.
Ведь Шарль и в самом деле был храбрым и добрым капитаном, он заслужил посмертную славу и добрую память.
Я не стал возвращаться в Феррару с нашими основными частями, а задержался в Равенне. Мне надо было удостовериться в том, что последние страдания умирающих от чумы горожан облегчены хотя бы немного. Но другая причина задержки заключалась в том, что мне нисколько не хотелось участвовать в триумфальной процессии. Поэтому я вернулся в Феррару лишь спустя несколько недель. Тогда я и узнал о том, что в Равенне был взят в плен один очень важный человек, могущественный союзник Папы Юлия, которому Папа был нужен для того, чтобы с его помощью вновь утвердить свою семью в качестве единственных, по его мнению, законных правителей Флоренции. Это был кардинал Джованни де Медичи.