— Хочу везде тебя потрогать, хочу вкусить тебя, хочу глубоко погрузиться в твой шелк и раствориться в твоем жаре.
Плам провела ладонями по его рукам.
— И что тебе мешает?
Гарри издал какой-то неопределенный звук.
— Я джентльмен. Выбирай — чего ты хочешь сначала: потрогать, вкусить или погрузиться? — Его голос звучал хрипло, скрипуче и отдавался где-то глубоко внутри Плам.
Гарри снова поцеловал ее, крепко, требовательно: его поцелуи возвещали, что никакой пощады не будет.
— Решай, только быстро. Еще чуть-чуть, и я… гм… в общем, времени почти нет.
— Мм. Может быть, тебе как-нибудь помочь? — Плам вывернулась из-под него и толкнула мужа на спину. — Какая превосходная возможность для «Стипль-чеза»!
И оседлала его бедра. Гарри смотрел на нее с изумленным восторгом. Плам улыбнулась.
— Ты совершенно прав, Гарри.
— Да, разумеется, я прав. Гм. А насчет чего?
Она протянула руку и потрогала его. Гарри застонал.
— Ты горячий и твердый и такой бархатно-гладкий и вовсе не забавный. Больше не забавный.
Он схватил ее за запястье, прекратив исследование.
— Ради всего святого, Плам, только не сейчас! Ты что, хочешь, чтобы все кончилось? — Его голос звучал так, словно был из гравия — одни твердые, скрипящие углы. Плам улыбнулась и скользнула на коленях вперед.
— Во время стипль-чеза жокей (это я) полностью подчиняет себе жеребца. Это ты, — добавила она на случай, если Гарри не понял. — Жокей отвечает за то, чтобы жеребец не выдохся до конца скачки.
Она скользнула еще чуть вперед, и глаза Гарри широко распахнулись.
— В стипль-чезе главное — рассчитать время. Скачку выигрывает неторопливый, но упорный.
Гарри смотрел на нее, потеряв дар речи, и на его шее бешено колотился пульс.
— Я выяснила, что, откладывая наслаждение, растягивая сладкую пытку, мы можем десятикратно усилить заключительный миг восторга.
Она скользнула вниз, вдоль его бедра. Ее тело напряглось в предвкушении.
— Стократно.
Гарри с надеждой заскулил — Плам двинулась вверх.
— Ты… ты… — Их общая влага обеспечила восхитительное трение-трение, сворачивающееся в тугие кольца где-то внутри, и Плам очень широко распахнула глаза, устраиваясь прямо по центру. Она заглянула в карие глаза Гарри, глаза, говорившие куда громче, чем любые слова, глаза, сказавшие ей, как сильно он ее хочет и вожделеет, и, счастливо всхлипнув оттого, что наконец-то нашла его, идеального мужчину, с которым можно разделить жизнь, она прихватила зубами его нижнюю губу и вдруг резко опустилась вниз. — Тысячекратно!
— Святой Петр и все святые! — выдохнул Гарри, когда она опустилась, придерживая его за плечи и слегка задыхаясь.