– Да, вероятно, ты права. Дядя Дэйл уезжает через неделю. Почему бы тебе не пригласить гостей и не дать в его честь обед?
– Заметано.
– Отлично, Отэм. Ты вполне успешно овладеваешь местным жаргоном.
– Да ну, дорогуша, ты, считай, ничего еще не слыхал.
Брайан рассмеялся. Ему нравилась Отэм; у нее был дар поднимать настроение. Были моменты, когда она прямо-таки излучала тепло, но иногда он ловил на себе такой взгляд прищуренных глаз, который был жестче гранита.
Он качнулся в кресле и провел пальцем по колонке назначенных встреч.
– Дорогая, меня поджимает время. Возвращаю тебя к твоим занятиям.
– Здесь у меня Элла. Она открывает новый ресторан, и я помогаю ей с планированием.
– Это несколько неожиданно, правда?
– Нет, пожалуй. Нам эта мысль пришла в голову еще до того, как умер твой отец. Мы пытаемся сейчас все скоординировать, чтобы уже вплотную взяться за дело.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Спасибо, но справлюсь сама.
– Ты уверена? Мне бы не хотелось, чтобы ты перенапрягала свои очаровательные маленькие мозги.
– Брайан, отвали!
Усмехнувшись, он положил трубку.
Брайан повернулся в кресле к шеренге портретов и пристально посмотрел на лицо отца. Сильный человек, Дуглас Осборн, и умом, и телом. Брайан вспомнил, что единственным его уязвимым местом была аллергия на орехи, которую он считал своей слабостью и тщательно скрывал. Смерть отца тоже вызывала у него какое-то странное чувство. Или это было то, о чем говорила Отэм? Трудно расставаться с людьми. Начинаешь искать скрытые причины там, где их нет.
Он всматривался в черты лица, столь похожие на его собственные. «Хоть это было нелегко, папа, но я любил тебя, старый ты пердун. Я так надеюсь, черт возьми, что ты был счастлив с этим восхитительным существом, на котором ты женился».
Лайза поставила на столик перед Брайаном чашечку кофе и скользнула в кресло. Она была окутана облаком черного шифона, ночная рубашка, распахнутая спереди, открывала преизбыток впадин и возвышенностей над ее лифчиком. С Лайзой было связано множество воспоминаний: игры в шалаше, верховая охота, побеги в лес, где они обнимались, сеновал, выпускной бал. Но теперь они уже не были детьми, им обоим за тридцать.
Лайза была замужем дважды, и от каждого брака родила по ребенку; мальчик и девочка уже называли Брайана дядей. Судя по ее дому, оба раза она получила очень недурное содержание. Ее первый муж был из Луисвилла, а второй – Норман Хеклер. Норман и его отец владели мельницей, по крайней мере ее сорока пятью процентами; пятьдесят пять процентов принадлежали Брайану. Брайан убедился, что его отец снял очень неплохой урожай, когда шахта закрылась и дела в городе пришли в упадок. Если кому-то требовалась поддержка, отец щедро ее оказывал – за разумное вознаграждение.