Брайан кивнул и попрощался с доктором Олбрайтом. Пока Молли и Дэйзи укладывали Отэм, он стоял у порога. Потом показал, чтобы они вышли, подошел и присел на краешек постели. Отэм полулежала в рубашке персикового цвета, бледная и красивая. Она поглядела на свой живот, в глазах у нее появились слезы и медленно потекли по щекам.
– Брайан, я не смогу сделать аборт. Не смогу. Не хочу.
– Я знаю. – Он протянул руку и вытер ей слезы. – Не плачь. Все будет хорошо. У нас все будет хорошо.
– Я не плачу. Я никогда не плачу. Я не умею плакать.
Он улыбнулся и провел пальцем по ее щеке:
– А это что такое? Разве не слезы?
Она посмотрела на его влажные пальцы, вытерла щеку и взглянула на свою мокрую ладонь. Заревев как ребенок, Отэм бросилась к нему на грудь. Она вздрагивала, ее тело сотрясалось от рыданий – целительных рыданий.
– Обними меня, – всхлипывала она. – Обними меня. Скажи еще раз, что у нас все будет хорошо.
И он обнимал ее и качал, как ребенка. И шептал ей, пока она не успокоилась и заснула у него в руках. А он все обнимал ее.
Отэм лежала на террасе, нежась на солнышке и с восхищением наблюдая, как маленький черный паучок плетет паутину между двумя ножками железного стула. Она ненавидела безобразную, отвратительную маленькую тварь, однако не могла не восторгаться ее упорством. Будучи во столько раз меньше окружающих его вещей, паук скрупулезно и даже с какой-то наглой планомерностью нудно трудился над строительством своего нового дома; изящная путаница сложного рисунка в то же время поражала своей простотой.
Ей – Отэм решила, что это обязательно должна быть паучиха, – так хотелось иметь дом. Она бегала на своих многочисленных тоненьких ножках туда-сюда, туда-сюда, от центра к краю паутины, натягивая крепкую сеть серебряных нитей. Построив рамку, насекомое стало плести паутину, обходя ее по кругу, оставляя за собой шелковую нить, которая, переплетаясь с другими, образовывала квадратики в полдюйма величиной. Отэм подумала, что паучиха закончила работу, добравшись до центра, но нет – ее дом был еще не вполне надежен, и она начала снова оползать паутину по кругу, натягивая укрепляющие нити внутри квадратиков. Дойдя до внешнего края, паучиха снова вернулась в центр и уселась там словно в изнеможении, а может, коварно поджидая, когда какая-нибудь беспечная муха попадется в ее тенета. У нее был чрезвычайно самодовольный вид, как вдруг Грэйси, с шумом промчавшись по террасе, разрушила паутину одним взмахом своего виляющего хвоста.
Отэм сама удивилась тому чувству жалости, которое она испытала к безобразной маленькой паучихе, дерзнувшей построить домик посреди неспокойной террасы. Она вытянулась в шезлонге, продолжая наблюдать за паучихой, запутавшейся в своей собственной сети. Наконец насекомому удалось освободиться, и оно побежало по каменным плиткам прятаться в густые заросли петуний.