– Дорогая, этот мальчик – теперь уже мужчина – сигареты прикуривает десятками. Пойми, это дурацкий лот. Он явился на аукцион потому, что старая ведьма его заставила. Чтобы отвязаться.
– А что, он сильно изменился? – Теперь, когда Фили сама заговорила о Джаспере, Эллен не могла удержаться от расспросов. – Ты его даже не узнала.
Фили прикрыла зеленые глаза длинными ресницами:
– Да уж…
– Ты говорила, раньше он был блондином? – не унималась Эллен.
– Да уж… Был. По крайней мере, в детстве. Потом, кажется, потемнел. Трудно сказать – он всегда красился в дикие цвета. Помню, одно лето ходил с ярко-розовыми волосами.
– Может быть, он неоромантик? – Эллен вспомнила, что сама подростком питала пристрастие к синим прядкам.
– Кем-кем, а романтиком Шпору назвать нельзя.
– По оддлоудским стандартам он был совершенно неприемлем, да?
– Да уж, это точно. У нас его не терпеть не могли.
– Почему?
– Да потому, что он – само зло во плоти. – Фили вздохом дала понять, что не хочет углубляться в эту тему. Мотылек опять упорхнул.
Господи, Эллен ведь совсем не хотела впутываться в местные дрязги. Все, что ей требовалось, – время и спокойствие, чтобы разобраться в своих отношениях с Ричардом. С хорошим, добрым, честным Ричардом. Ну почему, почему грешники всегда привлекали ее больше, чем праведники? Будь Ричард из породы грешников, возможно, они бы сейчас путешествовали вместе. Плохого мальчика она чуяла издалека – и шла на запах. Но если Сола Вика можно без труда обойти, то Джаспер Беллинг сулит неминуемую погибель.
– Надеюсь, что к утру ты забудешь о самом дешевом лоте сегодняшнего аукциона. Тебе же будет лучше, – неожиданно сказала Фили.
– Но что в этом Джаспере такого ужасного?
Фили подняла кружку с черным пивом.
– Видишь? Его душа такого же цвета.
Эллен уставилась на кружку Гиннеса.
– Мой отец любил Шпору, – продолжала Фили, – и папа был одним из немногих людей, которые продолжали верить в него, когда тот сбился с пути. Папа говорил, что он – птица, посаженная в золотую клетку, что дома его не любят и не понимают. Он убедил Шпору заняться рисованием. Ведь у него талант, у этого сукина сына, но он все растратил на пакости. И наплевал в душу моему отцу. Он обкрадывал его – из дома пропадали сотни фунтов, ценные вещи, но папа не заявлял в полицию. Я на несколько лет старше Шпоры. Я тогда была двадцатилетней девушкой, с маленькой дочкой на руках. Наверное, я что-то упустила, не уберегла отца. Он всегда был такой сильный и независимый, и я даже не догадывалась, что у него рак. Он сказал мне это за несколько недель до смерти, почувствовав, что ему уже немного осталось.