...Шахов приказал навесить на стены цеха и конторки горшочки с цветами. А возле цеха велел клумбы разбить. Хорошее дело, конечно. Но чувствовал я, что это не от души. Цветы сами по себе и клумбы мало интересуют Шахова, ради показухи затеял.
Последнее время он говорил со мной только официально, книжным языком, медленно, ровно. С другими не так; торопливо, как бы сжевывая конец фразы, с шарибайскими словечками, иногда грубовато и часто улыбался, хохотал. Рабочим нравилась его грубоватая простота, и каждый, как и раньше, настораживался, услышав книжные фразы, ровненький, холодно вежливый говорок начальника цеха.
В цех я пришел с дурным предчувствием. Почему-то думалось, что Шахов вот-вот сделает мне какую-нибудь гадость. Предчувствия — чушь? Может быть. Но порой не случайно обдает холодком сердце. Будто льдинка попала в грудь. Не напрасно ожидаешь то неприятное, тяжкое, что навалится потом на тебя.
Меня вызвал начальник отдела кадров, бледнолицый, флегматичный человек, имевший скверную привычку пыжиться, надуваться и разговаривать с людьми покровительственным тоном, как бы нехотя. Начал издалека: как, мол, твое здоровьице, дорогой Степан Иванович? Как дочка с муженьком? Поерзал на стуле, повздыхал. Закурил. Кольца дымовые к потолку пускает, они у него хорошо получаются. Потом заговорил. Другие времена, дескать, наступили: наука и молодость верх над всем берут, сменными мастерами техников начали ставить. А на должности обер-мастеров инженеров приглашать следует. Непременно! Как же!.. Столько молодых специалистов прибывает на завод. Но каждый старый мастер все же многого стоит, он «навроде боевого коня, быстро и смело несущегося на любой трудный участок».
Ясно, к чему клонит начальник отдела кадров, ясно, под чью дуду он поет. Проделки Шахова! Он избрал по отношению ко мне своеобразную тактику: критикует заглазно, собирает мелкие недочеты, которых в любой смене полным-полно, и преувеличивает их. А с глазу на глаз почти ничего не говорит.
В прежние годы меня хвалили, вспоминали, что предки мои — кондовые уральцы-сталевары, а сам я в гражданскую партизанил. Был, как не раз писала газета, наилучшим токарем в цехе, потом сменным мастером, и смена моя впереди была. Сейчас все это как бы в тень ушло, подзабылось.
В первомайском докладе, прочитанном директором завода на торжественном собрании, моя фамилия не упоминалась. Впервые не упоминалась. Сорока тут ни при чем — материал о механическом ему давал Шахов. Страшно не люблю я такие подводные течения, тайную войну эту. Почему Шахов избрал воровские ходы? Это на него не похоже.