— Мои коровы никому не мешают. И при коровах, и без коров я одинаково честно буду выполнять свои служебные обязанности.
Только в одном он сейчас не был верен себе: говорил просто, не философствуя.
— Вам можно... Вы один.
— Никто и не запрещает держать скот. Речь идет лишь об «ограничении личных хозяйств до законной нормы».
— А что мы будем делать вечерами, — не унимался Птицын. — Сами же ратуете за то, чтобы рабочий день заканчивался в пять...
Да, Лаптев отдал такой приказ: рабочий день в конторе теперь начинался в восемь утра и заканчивался в пять дня. Лишь во время уборки хлебов и сева агрономы и механики приходили немного раньше и уходили позже.
— Столько свободного времени! Важно, как к нему подходить. Я привык трудиться.
Опять примитивная философия, значит, Птицын вновь уверовал в свои силы. Все понимает человек, а юлит, лавирует. Снова приходится объяснять прописные истины, говорить то, о чем уже много раз говорено.
Птицын улыбался, как всегда, одной верхней губой. Было в его улыбке что-то затаенное.
Лаптев с интересом присматривался к этому человеку; многое, о чем высказывался Птицын, было странным: «Человек может по-разному удовлетворять свое «я». Пустынники были по-своему счастливы, хотя бога нет, а в представлении вашем и моем жизнь пустынника — мучение», «Я никогда не буду рецидивистом и вором, вредителем и шпионом, это исключено. Как скажут, так и делаю. Как играют, так и пляшу».
Осенью Птицын уволился и стал преподавать в школе.
* * *
Главное, чего боялся Лаптев, — не погрязнуть бы в мелочах.
К нему как-то зашел директор Дома культуры, молодой бойковатый человек.
— Нет духовых инструментов. А что за Дом культуры без духового оркестра? Без вас ничего не решить...
Отложив поездку в Травное, Лаптев начал звонить в город, выяснять, где и каким образом можно раздобыть духовые инструменты. Человек, от которого все зависело, болел, его заместитель «куда-то вышел», пришлось звонить еще и еще, потом писать «отношение», попросту говоря, письмо, чтобы продали злополучные инструменты. Глянув на часы, Иван Ефимович удивился: был уже полдень. После обеда зашел Весна и, подал бумагу на подпись. У Лаптева глаза полезли на лоб: он должен был подписать еще одно письмо о тех же духовых инструментах, составленное секретарем парткома. Оказывается, директор Дома культуры вчера был у Весны с тем же вопросом, и Весна вчера еще обо всем договорился с человеком, который сегодня заболел. Полдня пропало!
Но, бывает, не избежишь мелочей...
Это случилось вскоре после того, как Лаптев стал директором. Был уже вечер, контора опустела; люди в общем-то скоро привыкли к новому распорядку и ровно в пять поднимались из-за столов; лишь сам Иван Ефимович нарушал свой приказ. И не потому, что считал его для себя необязательным, а просто ему некуда было идти: дома одиноко, скучновато, и он засиживался в конторе до ужина.