Проховыч стоял в углу и в сумраке был похож на ожившего мертвеца. Череп, провалы глаз с дьявольским огоньком внутри, белые волчьи зубы... Черепахин не стал бы предъявлять ему претензий.
– Совсем совесть потеряли, стали цепляться: зачем тебе такой дом, мы его на себя переделаем, а тебя, говорят, в болоте утопим!
Он махнул рукой.
– Ладно, пошли на воздух, чего зря в схроне сидеть? Время придет, насидимся еще!
На полянке фотосессия продолжилась. Проховыч охотно позировал с оружием, принимал воинские стойки, совсем разойдясь, вскинул руку в нацистском приветствии и громко крикнул:
– Хайль Гитлер!
Радуясь журналистской удаче, Иван только успевал щелкать затвором фотоаппарата.
Когда люк закрыли, вход в схрон стал совершенно незаметным. Дед Микола удовлетворенно крякнул.
– И как ты с ними разошелся? – напомнил Черепахин. – Ну, с теми, «кручеными»?
Проховыч пожал плечами.
– Лучше, чем они со мной хотели. Вот иди, покажу...
Он поманил Ивана пальцем и пошел в чащу. Серый потрусил рядом. Черепахину оставалось одно – идти сзади. Но недосказанная история требовала продолжения.
– Так что, они так и уехали, и пистолеты оставили? – спросил Иван у прямой, как штык, Миколиной спины. – Что-то я обратной колеи не видел...
Но с таким же успехом можно было обращаться к прямому хвосту Серого. Микола говорил только тогда, когда сам этого хотел.
Через пятнадцать минут Проховыч и полуволк остановились. Когда Черепахин подошел, Проховыч продолжил:
– Вижу, дело к мокрухе идет, продырявят меня из своих пушек да бросят в болото! И Серого не пожалеют!
Микола погладил полуволка по огромной голове. Тот явно беспокоился и рвался в густые заросли.
– Я тогда вроде как испугался, разыграл им уважение, накормил жареной уткой – вку-у-сная! И первача налил – он синим пламенем горит, градусов семьдесят! Ну, они и размякли, стали песни петь. А я их почивать положил на лавки – голова к голове...
Проховыч показал ладонями, как именно легли «крученые».
– А как захрапели, я два раза маханул топориком вверх-вниз, – он сделал движение ладонью, как будто разбивал кирпичи приемами карате.
– И вся их наглость закончилась!
Черепахин оторопел.
– Так ты, деду, их – что?..
– Что, что... На лавке даже зарубки остались... Еле отмыл потом...
Он раздвинул густые кусты, показав две свежие могилки, со связанными крестом толстыми ветками.
– Вишь, в болото бросать не стал, как скотину, по-человечески сделал, кажного отдельно...
У Ивана закружилась голова, он покачнулся. Крепкой рукой дед Микола взял его за локоть.
– И как же ты их дотащил сюда? – глубоко вдохнув прохладный воздух, спросил Черепахин, чтобы хоть что-то сказать.