- Теперь лучше?
Мерседес не удосужилась ответить на этот вопрос.
- У него не было оружия, - сказала она. - По крайней мере, он не применял его ко мне. Я наткнулась на что-то, когда убегала от него.
Она подумала, что это достаточно туманно и в то же время удовлетворит его. Не могла же она признаться, что всему виной угол письменного стола, на который она налетела благодаря дядюшке.
Колин посмотрел на нее долгим взглядом, размышляя.
- Вполне возможно, валялась сломанная ветка, - сказал он. - Вам еще повезло, что она не проткнула вам ногу.
- Да-да, я непременно буду поминать это в своих вечерних молитвах.
Ее язвительный тон, который мало сочетался с ее благовоспитанностью и благородством манер, развеселил его.
- Нельзя сказать, чтобы ваше остроумие чрезмерно пострадало от переживаний этой ночи.
- На меня напали не из-за моего остроумия, - ответила она.
Мерседес замолчала, увидев прямо над собой темные глаза Колина. Он всматривался в ее лицо, новым, заинтересованным взглядом окидывая волосы, лоб и брови. Слегка наклонив голову, он изучал форму ее носа, ушей и овал ее щеки. Теперь его глаза задержались не на ушибленном подбородке, а на губах. И Мерседес почувствовала, как они сами собой приоткрылись, когда она наконец перевела долго сдерживаемое дыхание.
Он встретился с ней глазами, и она заметила, что взгляд у него совсем не отсутствующий, как раньше, - в нем появилась какая-то теплота.
- Скажите правду - зачем вы вернулись сюда? - спросил он.
Его голос вдруг стал хриплым, и это удивило Мерседес больше, чем сам вопрос.
- Я уже говорила вам, - ответила она. Его голова наклонилась еще ниже.
- Я помню, что вы мне сказали.
Мерседес прикусила нижнюю губу. Он дал ей понять, что она не сказала ему правду, - так оно и было, но это совсем не то, о чем он, кажется, подумал.
- Значит, вы плохо меня слушали. Колин покачал головой:
- Черта с два!
Она не смогла увернуться от поцелуя. Мерседес не верила, что это случится, пока не почувствовала его губы на своих губах. Даже в самый последний момент она была уверена, что он просто берет ее на пушку. Только потом она поняла, что Колин Торн и не думал блефовать.
Это не был ее первый поцелуй. Бывало, что ее целовали насильно, несколько раз она сама этого хотела. Однажды она даже целовалась лежа. Но сейчас было совсем другое, и то, что у нее была возможность сравнить этот поцелуй с другими, дало ей повод перестать сожалеть о тех, прежних.
Губы Колина были горячие и сухие. Первое прикосновение было осторожным, будто он боялся ее испугать. И когда она не отстранилась, он прижался к ее рту сильнее и жестче. Кончик его языка раскрыл ей губы.