– Зачем? Леш, если она убита, то ее не воскресишь. Рисковать всем, чтобы попрощаться с ее пеплом?
Молчание. Короткое, всего несколько секунд, но для Богуслава и это много. Вспыльчивый парень просто не может сдержать злость при виде глупости товарища:
– Ну хорошо. Примчался ты туда. Прорвался, пробился, попрощался! Отдал дань, так сказать! Даже хорошо, если этим кончится! Только сдается мне, ты не стал бы так рваться туда, если б дело было только в этом!
– О чем ты?
– О том, что не надо считать нас идиотами! Ты ведь не потому с ума сходишь. Ты о другом думаешь, так ведь? Очень даже может быть, что ее арестовали.
В дрогнувших пальцах чудом удерживается карандаш. Да, может быть, может быть. И это «может быть» как глоток ядовитого кипятка. Лина давно ходила по краешку.
Он не ответил. Чужая тревога наслаивалась на его собственную, чужая злость раздувала ее, как пожар. И еще чувство вины. Если бы он все-таки взял ее с собой…
– Леш, ее все равно дожмут, как бы она ни держалась. Все ломаются. И в этом случае ты суешь голову прямиком в петлю.
Карандаш сломался. Несколько секунд Алексей смотрел на две иззубренные половинки. Все ломается…
– Я знаю.
И знаю больше вас. В петлю, честно говоря, было бы легче. Но если кто-то в мире может остановить Вадима, то это я. И я должен попробовать.
– Ты все-таки спятил! Рехнулся! Обалдел от своей любви! Ты же подставишь всех! Ты же весь план угробишь!
Две половинки карандаша бережно ложатся рядом на золотистую столешницу.
– Не кричи. – А говорить спокойно было почти невозможно. Тревога, своя и чужая, точно живая петля, давила горло, и слова прорывались короткие, сухие: – Я подставлю только себя. Все.
– Ой дурак… – Богуслав наматывал по комнате, наверное, уже сотый круг. – Демоны с собой яды носят, знаешь? Чтоб успеть уколоться в случае чего. И наши боевики. И даже тролли. Потому что боятся, и правильно боятся! Кто может быть уверен в таком деле? Кто может быть уверен, что ничего не выложит, если попадет в лапы профессионалов?
– Богуслав! – Максим, до сих пор не проронивший ни слова, резко встал, и Алекс почувствовал вспышку его гнева. Богуслав, спохватившись, виновато замолк, но упрямство продолжало кипеть в нем. А вопрос остался висеть в этой комнате – как незримая ядовитая пыль.
Кто может быть уверен в таком деле? Кто может быть уверен…
– Я – могу.