… Раз пошли на дело – выпить захотелось,
И зашли в шикарный ресторан…
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
А из-под полы торчал наган…
Она вздрагивала сразу, конечно, и бежала к своим воротам что есть силы, а Витькин слабый визгливый голосок, подогреваемый звонким хором других мальчишек, и там ее доставал:
Мурка! Ты мой Муреночек!
Мурка! Ты мой котеночек!
Мурка, Маруся Климова!
Прости лю-би-мо-го!
В детстве эту ребячью около нее колготню бабка с дедом быстренько разгоняли. Бабка, бывало, и к соседям Ляпишевым ругаться ходила, и громко кричала на их подворье, и даже коромыслом перед лицом Витькиной матери грозно трясла. Витька на какое-то время затихал, а потом все сызнова… Хорошо хоть мать ее в другую школу потом перевела – которая подальше и в которую их уличные ребята не ходили. А там, в новой школе, начиная с восьмого класса у нее и защитник появился. Колька. Первостатейный хулиган Колька Дворкин. Лихой мотоциклист. Вроде как байкер даже, если приспособить его старый отцовский мотоцикл к новомодным веяниям. Она и сама его поначалу боялась да сторонилась, а потом он ее как-то подвез до дому, постояли у калитки, поговорили…
– Ой, а у тебя волосы травой и молоком пахнут, слушай… – потянул он вдруг носом, наклонившись к ее кудряшкам. – И еще это… Навозом немножко… Так сладко пахнут…
Она тогда дернулась от него обиженно – что это значит, навозом? Тоже комплиментщик выискался… Фыркнула, убежала. Впрочем, обида ее вскоре прошла. На следующий же вечер. После того, как Колька круто разобрался с ее уличными обидчиками. Те и не поняли поначалу, с кем дело имеют, – просто начали по привычке им в спину орать свое непотребное:
… Слушай, в чем же дело?
Что ж ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, шляпки и жакеты
Разве я тебе не добывал?
Мурка! Ты мой Муреночек…
А когда допели до места, где Маруся Климова должна была по логике вещей простить любимого, началась драка. Самая настоящая. С Марусиным визгом. С Витьки Ляпишева выбитым зубом и с фингалом на пол-лица. С гитарой, разбитой вдребезги о те самые бревна, на которых обычно сидели стайкой ее уличные обидчики. С лаем собак из-за заборов. С опрокинутым в пыль Колькиным мотоциклом. Кое-как они успели тогда мотоцикл во двор затащить да скрыться в доме от прибежавших со всех концов околотка здоровенных парней – наших, мол, бьют… Так и стояли, караулили Кольку у Марусиных ворот допоздна. Он все рвался в бой, да Маруся с матерью его не пустили – так и до смертоубийства недалеко. Одно дело – малолетки отношения выясняют, а другое дело – взрослые парни, выпивкой подогретые… Мать положила Кольку спать в Марусиной комнате, а дочку взяла к себе под бок, в свою кровать, да еще и сторожила испуганной рукой ночью – не убежала бы. Мало ли что. Девка выросла справная, кровь с молоком. Улыбнется – так соком из ямочек и брызжет. И семнадцати еще нет, а все при ней. Не зря, видно, паренек этот в драку за нее бросился, ой не зря…