– Господи, если б вы знали, как мне его жаль… И его, и Никиту… Вы уж простите, что я так говорю про вашего мужа, Маруся… А где его похоронили?
– На Ивановском кладбище. Недалеко от входа, там легко можно найти.
– Да. Я потом схожу к нему. Обязательно схожу… О боже, как жаль…
– Он очень, очень хотел вас увидеть, Наташа. Он любил вас! – выделила Маруся особняком последнюю фразу, будто испугавшись, что она так и не дойдет до Наташиного сознания.
– Да. Я знаю. Любил. Да…
– Знаете? Вы говорите, знаете? Он что, говорил вам об этом?
– Нет. Не говорил. Никогда вслух ничего подобного не проговаривал. Но я ж не слепая, хоть и рассеянная не в меру. Такими вещами ни одна женщина обмануться не может. Когда человек испытывает искреннее чувство, оно образуется в некую энергию, и хочешь ты этого или не хочешь, а все равно увидишь. Другое дело, что не можешь принять ее… Но и уничтожить ее тоже не в твоих силах. Тут может быть только один выход…
– Какой выход? Уйти?
– Ну да. Правильно. Уйти. Я и ушла. Вернее, это Ксения Львовна потребовала, чтобы я ушла. Согласитесь, ее можно было понять.
– Но как же так, Наташа? А Никита? Почему вы ему ничего не объяснили? Вы что, не любили его совсем?
– Почему? Любила. Я его и сейчас люблю. Но я ж вам объясняю: у меня не было другого выхода.
– Да как же это не было? Выход всегда есть! Почему вы бороться за свою любовь не стали? Надо же было бороться как-то!
– Как – бороться? С Ксенией Львовной бороться – все равно что на ветряные мельницы с копьем лететь… Вот вы – можете с ней бороться? Честно признайтесь!
– Так не обо мне сейчас речь… И вообще… Выходит, вы самоустранились, а на Никиту плюнули… Так нельзя было с ним поступать, нельзя! Надо было вместе с ним уходить…
– Да, я потом думала об этом, конечно. И себя обвиняла. А только все равно бы она его не отпустила… Никогда бы не отпустила…
– Да вы даже и не пытались его увести!
Слишком уж отчаянно у нее прозвучало это обвинение в адрес бывшей Никитиной жены. И еще – будто от постороннего человека оно прозвучало. Будто сама она и не женой вовсе Никите была, а так… Просто подругой, в его счастье заинтересованной. Наташа обернулась к ней от окна, посмотрела, словно недоумевая, потом хмыкнула тихонько, пожав плечами:
– Странный у нас с вами разговор получается… Вы не находите?
– Да ничего не странный… – разглаживая ладонями льняную скатерть, пробурчала себе под нос Маруся, – просто не понимаю я вас…
– Ой, да чего тут понимать, скажите? Неужели вы свою свекровь так и не разглядели? Она никогда – вы слышите? – никогда не отпустит от себя сына! Умрет, но не отпустит! А если уж и вступать с ней в борьбу, то надо на это столько сил положить, что про себя забыть. Отдать себя этой борьбе полностью, как заклятая революционерка… Но я, к сожалению, не Клара Цеткин и не Роза Люксембург. Не захотела я бороться, понимаете? Взяла и не захотела.