Сергей все еще раздумывал. Служба в пехоте научила многому, в том числе осмыслению и построению логического продолжения происходящих событий. К тому же опыт подсказывал проверенную схему поведения – при входе в здание, занятое противником, очередь, граната, взрыв, вход в помещение. Можно гранату и очередь поменять местами, но без времени на рассуждения, граната, взрыв, очередь, рывок вперед. Увы, ни один из этих вариантов не годился. Уверенности в том, что в доме находится боевик, не было, а если и есть, то вдруг вместе с ним там мирняк? Судьба арестованного Ульмана Ефимова не прельщала. Так что, подойти к двери и постучаться: здравствуйте, не желаете ли сдаться в плен? Смешно. Ночью сам бог велел в ответ пальнуть из всего, что только можно, и, воспользовавшись темнотой, скрыться. Само собой разумеется, такой вариант тоже не годился. Конечно, можно попробовать подкрасться к окнам и понаблюдать-послушать, но перед домом совершенно голая открытая местность; едва ли «чех» подпустит к себе кого-либо ближе, чем на расстояние видимости. Ведь свет кто-то потушил, а значит, скорее всего, потушивший его не спит. Ну не кретин же он в самом-то деле? Не кретин… А что, если в здании никого нет и не было, а бойцам все же померещилось? Может, это был блик от стекол – отражение бледных лунных лучей? И все же… все же здесь в этом лесочке почти стопроцентно находится «чеховский» наблюдательный пункт. Значит, «чех» все же был… значит, надо доложить, чтобы проверили. Надо доложить… Но напуганный наблюдатель к утру наведет в своем «гнездышке» чистоту и порядок – уберет все следы своего пребывания и на несколько дней заляжет на дно. Как поступить? Не сообщить «Центру», побоявшись выглядеть смешным, – глупо; сообщить и на некоторое время стать предметом шуток – еще глупее. Да хрен с ним, с пособником-наблюдателем, а то мало их среди местных жителей… Через одного…
– Ладно, хорошо, молодец, – Сергей одобряюще положил руку на плечо Юдина, – правильно сделали, что доложили. Иди к тройке. И не ломай голову, «чех» уже наверняка давно смылся.
Убеждая бойца, Ефимов пытался убедить в этом самого себя.
А Мухади, наконец поняв, что его «крепость» никто штурмовать не собирается, расправил поникшие было плечи и пальцами левой руки загнул усики чеки у лежавшей на столе гранаты. После чего уселся поудобнее и предался своим далеко отстоящим от войны мыслям, но автомат из рук выпускать не стал. Он сидел так до тех пор, пока не зашла луна, а колыхнувшиеся под окном тени не подсказали ему, что русские наконец-то уходят, покидая поросшую лесом песчаную косу, чем-то так приглянувшуюся им этой ночью. Надо было бы сообщить амиру о разведывательной группе русских, но радиосвязи у Мухади не было; бежать же среди ночи до ближайшего тайника не хотелось. Великим патриотом он себя не считал, да и особой ненависти к русским тоже не испытывал. А воевал… что ж, жить как-то надо. Посидев так еще несколько минут, Мухади положил оружие на стол и погрузился в сладкую дрему.