– Зараза толстомясая, – бубнила мама. – Откуда ты взялась на нашу голову?
– Молчи лучше, ворошиловский стрелок! Родного сына от невестки отличить не смогла!
Женщины отвлеклись от спасения Николая и принялись активно переругиваться.
– Что происходит? – Коля счел момент перебранки самым подходящим для подачи своей реплики. Спросить он хотел суровым, хозяйским тоном, но голосовые связки наиподлейшим образом подвели его, дрогнув в жалком петушином выкрике.
– Колясик, – подпрыгнула мама, – ты жив!
Фраза была какая-то скользкая, во всяком случае, интонации пострадавшему категорически не понравились. Мама явно сожалела о потере повода для нападения на Татьяну: бездыханное тело зашевелилось и нарушило ритуал обвинений и оплакиваний.
Николай грозно откашлялся и многозначительно произнес:
– Я так понимаю – у нас гости.
– Да какие там гости, все свои, – немедленно успокоила его Татьяна, с осуждением глянув на Елену Сергеевну: мол, надо ж так родному ребенку врезать, что у того память отшибло.
Елена Сергеевна укор на свой счет не приняла и, свирепо уставившись на изображавшую заботу девушку, процедила:
– Клопы тоже считают, что они тут не в гостях, но это никак не влияет на их дальнейшую судьбу.
– О, – понимающе кивнула Татьяна, – у вас тут еще и клопы. Это от грязи.
Светская беседа грозила перерасти в крупномасштабное побоище.
– Таня, здравствуй, – прохладно кивнул Николай, намекая, что прыгать от счастья не планирует.
Почему-то Татьяна, гордившаяся своей логикой и здравым смыслом, сладко зажмурившись, продолжала лезть в самую топь, радуясь захватывающей ее трясине. Наверное, это и была та самая необъяснимая, роковая любовь, которая, как известно, слепа, глуха и безумна, словно столетняя бабка, впавшая в маразм. Таня любила. Если бы это замечательное чувство пришло к ней в более зрелом возрасте, когда с высоты прожитых лет и накопленного негативного опыта можно взвесить и адекватно оценить свои поступки, жизнь сложилась бы иначе. Но первая влюбленность, возмутительно неосмотрительная и бесшабашная, толкнула девушку к бездне, выдав ей индульгенцию на предательство. Назад хода не было, да она и не собиралась отступать, наслаждаясь близостью заветной цели. Перед ней раскинулся безбрежный океан счастья, с искрящимися бликами надежд на теплых волнах будущего, с жарким солнцем любви над лазурной гладью мечты и белыми парусами грядущих приятный событий. Татьяна смотрела на все это призрачное великолепие, стоя на краю обрыва, и из-под ее ног с мрачным шелестом уже катились вниз колкие камушки, тащившие за собой тревожный шлейф эха. Если бы только она смогла тогда оторвать взгляд от манящего горизонта и оглянуться…