— Догадываюсь. Нечто непостижимо сложное.
— Напротив. Проще простого. Любовь неразделенная.
— У тебя? Невероятно! Я не знал.
— Я тебе говорила.
— Вскользь. Очень мило.
— Дай, положу в альбом. Все. Я ушла.
— Далеко?
— В Дом моды. Инга ждет меня. У нас новое изделие.
— Последний вопрос.
— Ну?
— С тех пор вы не виделись?
— Никогда.
— А если вдруг?
— Никаких «вдруг». Я ушла.
По улице мела настоящая февральская метель. Она осыпала Марианну снежной пылью, закрутила вокруг лихие вихри. Холода не было, в порывах свежего ветра слышалось прощальное озорство зимы. Марианна шла к автобусу, придерживая на голове пушистый мех. Лицо ее, разрумянившееся от ударов белых стрел, постоянно меняло выражение. «Никаких „вдруг“, — продолжался в ней острый разговор. — Никаких „вдруг“. Той девочки давно нет, той робкой, влюбленной до обморока, странной девочки с косичками над ушами…» Она замедлила шаг, перебираясь через косой сугроб, наметенной у тумбы с афишами. «Давным-давно», прочитались яркие буквы. Она досадливо шевельнула бровями… и вдруг вспомнила его самого, его голос, его нестерпимое лицо. Нестор, без уменьшительных. О, что за имя! Он был снисходителен к ней, цепеневшей от нежности, снисходителен и недостижим. Разве не так? И не с тех ли пор ей видится один сон, редко, даже не каждый год: на дымно-алой заре взмахи серых журавлиных крыльев и жалобный журавлиный крик. Разве не так?
Ровно в четыре часа она была на Кузнецком мосту. Снегопад усилился. По проезжей части гуськом двигались снегоочистители, в колеблющейся снежной завесе тускло светились их фары. Холмики снега белели на плечах и шапках пешеходов. Народу на этой старинной торговой улице было много. Марианна медленно прошлась мимо броских витрин, уставленных экзотически одетыми манекенами, постояла в ожидании. Инга задерживалась. Потом зазвонил мобильный телефон.
— Марианна! Инга звонит. На кафедру нагрянули шведы, интересуются нашим направлением. Приезжай.
Марианна посмотрела на снег, на витрины.
— Нет, Инга, принимай их сама. Я настроилась на праздник. Привет Европе!
Она с усилием потянула на себя массивную, с прорезными окошечками, входную дверь. На втором этаже, в удлиненном двусветном зала с белыми колоннами и лепным потолком размещался длинный помост, покрытый светло-зеленым ковром. Он начинался от сцены и тянулся к середине зала между колоннами. Тройные ряды кресел окружали его с двух сторон. На сцене справа помещался столик ведущего. Свободных мест почти не было, ряды заполняли женщины, заглянувшие сюда по пути в магазины. Утомленные, в рыхлых от непогоды сапожках, они устало откинулись в удобных сидениях.