— Найдем, — он снял жилет с плечиков. — На свитер в самый раз. Не мужу, стало быть?
Она даже замерла от неожиданности. Ух, как спросил!
— Нет, — ответила она врасплох.
Он склонился поближе, посмотрел ей в глаза, сильный, складный.
— Такая милая женщина и без мужа, — произнес вполголоса, так, что ее бросило в жар. — Встретимся? Сегодня. Давай?
Она смутилась. Хотела отшутиться, но слова не шли. Он не отводил от нее светло-карих, подсвеченных солнцем, глаз.
Она отрицательно помотала головой. Он не согласился.
— А я б тебя любил, и ты б меня любила. Я вижу. Встретимся? Я подъеду, куда?
У Ирины перехватило дыхание. Как давно с нею не разговаривали так, не просили ее. Она молчала. Мгновение было упущено.
Он тряхнул головой.
— В общем, не жилет, а целая кладовка. Все под рукой, сигареты, закусон, а сюда… обмыть, как говорится, чтобы долго носить, — от неуловимого движения его пальцев в боковой внутренний карман словно бы в самом деле скользнула бутылка.
Он завернул покупку в бумагу, вложил в пакет и протянул ей, нежно коснувшись запястья.
— Зря расстаемся!
— Может быть, — грустно сказала она. — Всего доброго.
— Будь здорова, голубка, — нежно попрощался он.
В субботу с цветами и с ярким пакетом в руке она позвонила в знакомую дверь. Открыл Павел, плотный, уютный. Они обнялись. Ирина развернула свой дар. Из внутреннего кармана торчала бутылка «Смирновской», во внешнем блестели пачка сигарет, где-то тарахтели охотничьи спички.
— Ух, ты! — усмехнулся Павел. — Карман на кармане. Я в них не запутаюсь?
— Семнадцать штук с рюкзачком для одеяла.
— Не слабо.
Он подергал клапаны с липучками, расстегнул и застегнул молнии, надел и повернулся в обнове.
— Все под рукой, все по уму, — сказал словами продавца.
— Не тесноват?
— На свитер самый раз, — опять слово в слово ответил он.
Они вновь обнялись.
— Пашенька, — зашептала Ирина, — сорок лет — это не страшно?
— Какие сорок? Это Иван Иванычу на десятом этаже сорок, а мне двадцать пять.
— Все шутишь.
— Ну, сорок и сорок, — небрежно ответил он. — Что делать? не я первый, не я последний. Вперед и с песней!
— А я дрожу как лист.
— Стыдись, Иришка.
— Ой, Пашенька!
— Не трусь, артистка.
— Не тру-усь… Значит, не просто?
Павел посмотрел на нее ласково и серьезно.
— Ах, ты, пичуга малая, — тихо проговорил он, лучший друг ее погибшего мужа. — Смелей, Иришка. Потерявший мужество теряет все.
— А не потерявший?
— Черпает силы в каждом дне.
Гостей пока не было. В гостиной уже белел скатерью длинный стол, уставленный соусниками, солонками, перечницами и стопками тарелок. Праздник ожидался немалый, хватило бы стульев и табуреток.