Тревожная тишина (Возовиков, Крохмалюк) - страница 4

Младший из нарушителей внезапно увидел глаза своего господина и даже опешил: в них метался страх, темный звериный страх, который одинаково толкает и на бегство от кажущейся опасности, и на бессмысленное убийство. Так вот он каков, этот «кремневый мужчина»! Осторожно и решительно стиснув руку начальника, шепнул: «Лежи…» Голова была ясной – может, всё-таки не яд, а простой допинг был в темно-зеленом шарике? – и он мгновенно принял решение, вспомнив, что недавно им встретились следы одинокой лошади. Поднялся из-за куста, медленно пошел навстречу рыболовам. Они, замедлив шаг, первыми поздоровались, и он выдавил на лице улыбку.

– Много поймала рыба? – Говоря по-русски с сильным акцентом, он не слишком беспокоился: здесь живут не только русские.

– Не-е… – Один из юных рыболовов огорченно качнул головой. – Рыба в жару ленивая, вон в ведерке – на уху только…

– Кобыла не видали? Такой рыжий, нога черный… Сбежала, проклятый, день ищу, двасать километр прошел…

Подростки действительно видели лошадь невдалеке от устья ручья и даже заспорили, какой она масти – рыжей или гнедой.

– Ступай, дядя, по ручью к реке – там колхозные кони пасутся, и твоя, видно, к ним прибилась, – посоветовал один, что побойчее. – Там и заночуешь у пастухов, а то в село приходи.

– Однако, правда, устал маленько, у пастухов останусь.

Он постоял с минуту, глядя вслед рыболовам, гадая, станут ли они рассказывать в деревне о встрече в тайге с незнакомым человеком. Впрочем, если теперь и расскажут, ничего не случится: лошадь-то действительно была. Хорошо придумал. А завтра эти мальчишки забудут о случайной встрече. Он усмехнулся и вынул из кармана руку, в которой держал оружие…

А между тем уже через несколько шагов один из рыболовов насмешливо хмыкнул:

– Ищет лошадь, а без узды. Тоже мне бурят!

– Он не бурят, – ответил другой. – У меня у самого отец бурят. Так, как он, буряты не разговаривают.

– Стой, вспомнил: лошадь-то была бурая!

– Точно. Оттого и спорили мы – она ведь и не рыжая, и не гнедая. Вот те и на!…

Подростки одновременно оглянулись. Позади уже никого не было. Зеленая таежная мгла безмолвствовала. И, наверное, впервые в жизни смутной, необъяснимой враждебностью повеяло на них из родного леса, всегда такого уютного, знакомого до кустика и травинки. Может быть, они уже догадались, что враждебность эту породил невысокий смуглый человек со скользкой, заискивающей улыбкой на тонких губах, которая так плохо вязалась с холодной настороженностью его взгляда.


В горах закаты коротки, ночи темны, рассветы медленны. В окнах – темень, по-летнему глубокая, прозрачно-густая, но, кажется, готовая в любой миг переродиться в свет – такая темень бывает лишь в начале июля, на самом переломе ночи. Этот перелом уже случился: словно невидимый вестник нового дня тихо вошел в комнату, и, уж если разбудил, скоро заснуть не даст. Или беспокойство от ожидания похода? Или оттого, что койка напротив пуста? Засыпая, мы слышим ровное дыхание соседа, и не было посыльного, не трещал будильник, а сосед всё-таки встал, неслышно собрался, неслышно ушел. Однако ж чему тут удивляться? С нами в комнате живет старший лейтенант Николай Барков. Ещё в солдатские годы прирос он к границе, понял, что не надо ему другой жизни. Потом, уже офицером, служил на заставах, где глухое безлюдье тайги в соединении с угрозой провокаций учат той бдительной осторожности и вниманию, которые вырабатывают в человеке умение неслышно двигаться, не оставлять лишних следов, просыпаться в полной тишине по внутренним «часам» и многие другие привычки, свойственные лишь профессиональным охотникам, разведчикам и пограничникам.