Она почувствовала, что ей необходимо поделиться с Дубовым, рассказать ему о необычных ощущениях.
– Слушай, – она взяла его за руку, – я подумала сейчас, что мы остановились, мы не летим, а движется один только воздух, обтекая самолет со всех сторон.
– Как это? – Григорий Дубов как-то был не готов к изящной беседе.
– А вот как. Гляди, то облако…
Резкий толчок не позволил Лиле договорить. Кто-то охнул, кто-то вскрикнул, что-то тяжелое с грохотом покатилось в проходе между креслами. И прежде чем Дубов успел обнять Лилю, спеша защитить ее от невидимой, но такой близкой угрозы, чья-то чудовищная воля заставила самолет трястись и содрогаться всем телом – от головы до хвоста. Вместе с уходящим из-под ног полом исчезал и воздух, у Лили внутри все похолодело и сжалось, кислородная маска беспомощно болталась около ее уха. И что же, этот жалкий полупрозрачный мешочек может спасти чью-то жизнь?..
– Наш самолет попал в зону турбулентности. – Бледная стюардесса, та самая, что приносила совсем недавно апельсиновый сок и расточала улыбки и любезности, теперь всем своим видом старалась внушить спокойствие, но до чего же неуверенно и жалко это выглядело! – Просим вас пристегнуть ремни безопасности…
Она говорила еще что-то о высоте, извинялась за причиненное беспокойство, уверяла всех в безопасности так называемых воздушных ям… Но Лиля ее не слушала. Она вдруг поняла, что не боится. Смерть? Глупости! Она даже сделала конвульсивный жест, словно отводила что-то от лица, и задела теплое большое плечо Дубова.
«С ним вместе, – пронеслась в голове у Лили отчаянная мысль, – мне даже и…»
– Нет, у тебя другое предназначение…
Странно. До сих пор кресло через проход пустовало, откуда там взялась эта женщина, словно прочитавшая ее мысли? И одета она до чего броско! Оранжевая повязка полыхает в черных вьющихся волосах, переливается цветами павлиньего пера тафтяная юбка, но подол ее потемнел от влаги, а из-под оборки видны босые озябшие ступни…
«Да ведь это…» – Лиля вновь не успела додумать мысль до конца.
Ее ладонь пронзила острая боль, а сердце, трепыхнувшись, замерло. Цыганка смотрела прямо в глаза Лиле, посверкивая золотозубой улыбкой. Но гораздо страшнее было то, что она молчала. А говорил, не поворачивая головы, мальчик – он сидел за матерью, его Лиля не заметила сразу. Цыганенок Васенька совсем не изменился, только парадный костюмчик его чуть-чуть выцвел, как выцветают старые фотографии.
– Ты… должна… сшить… – Его голос звучал совершенно не по-детски, с расстановкой, медленно, ровно он повторял: –