Она так и не узнала, что в первую же ночь после того, как приняла она загадочное лекарство, на другом конце города проснулась в своей постели маленькая попадья. Она полежала немного, глядя в потолок, по которому скользили разлапистые тени от растущего под окном клена. Нежным, защищающим жестом легли ее ладони на чрево, где, неведомая ей до срока, билась уже крошечная жизнь. А потом матушка Анна заплакала, разбудив мужа. Тот спросонок не смог добиться, что такое ей приснилось, а та толком и объяснить не сумела. Слабый провидческий дар, данный ей от рождения и усилившийся по причине беременности, дал ей знать: та женщина, Тамара, что приходила к ним тогда, погубила свою душу, навлекла на себя проклятие. Но, вспомнив о неиссякаемой милости Божьей, матушка Анна осенила себя крестным знамением и заснула вновь.
Тамара Павловна провела в постели шесть дней, а на седьмой открыла глаза и сразу же попыталась встать. Виктора не было дома, он отлучился куда-то – должно быть, пошел в магазин. Женщина осторожно села на кровати, ступила босыми ногами на прохладный пол и поежилась от давно забытого, юного, веселого озноба. Тело было чужим, невесомым, но повиновалось хозяйке с излишней даже легкостью.
Покачиваясь, балансируя руками, точно держа в них незримый, спасительный, уберегающий от пропасти шест улыбаясь неведомо чему, Тамара Павловна, как истинная женщина, прежде всего направилась к зеркалу. В его тихом, тенистом омутке увидела она себя и рассмеялась удивленно и радостно. Чудо было перед ней, настоящее, несомненное чудо! Оказывается, не требуется веры и размером с горчичное зерно, ведь она ни капли не верила в то, что лекарство ей поможет, приняла его, только чтобы угодить сыну! «Чудес на свете не бывает», – устало подумала она тогда, но вот же оно, чудо!
Если бы Тамару Павловну увидел сейчас кто-то из знакомых, он не был бы потрясен переменой в ее внешности. Чуть посвежела, чуть приободрилась – должно быть, хорошо выспалась, или испробовала новую витаминную диету, или отдохнула в санатории.
Но Тамара видела, постигала: никакие диеты и санатории не совершили бы с ней такого волшебства. О, эти приметы беспощадного времени, незаметные стороннему глазу, но так горько, так близко знакомые самой женщине! Оплывшая фигура, подернутая летейской рябью шея, истончившаяся кожа рук, синева на висках и желтизна на веках – или наоборот! Провисший подбородок, лучики морщинок вокруг губ и глаз. И сами глаза, как жалостно тускнеют они с годами! Куда исчезает их живой, веселый блеск, который никакой краской не подрисуешь, никаким ухищрением не вернешь?