Мало на свете женщин, способных стареть смиренно и с достоинством, и Тамара Павловна к ним не принадлежала. Она откровенно любовалась собой. Своим возвращенным, обновленным обликом. Она ахала и всхлипывала. Она вспоминала, как несколько лет назад вознамерилась даже сделать пластическую операцию, проще говоря, подтяжку. Собралась, да так и не решилась. Испугалась чего-то – сумерек наркоза, язвящего жала скальпеля, врачебной ошибки, насмешек за спиной.
Эх, Тамара Павловна! Царица Тамара! Чего вы боялись, хотелось бы знать! Решились бы вы тогда лечь под скальпель хирурга, избежали бы сейчас многих хлопот! Дотошные врачи при обязательном обследовании отыскали бы опухоль в вашем теле до того, как она превратилась бы в неоперабельную, и не пришлось бы вам менять свою хорошо налаженную, одинокую, эгоистичную жизнь! И начали бы вы лечиться, и здорово порастрясли бы толстый кошелек, но для здоровья никаких денег не жалко, верно? А сейчас… Сейчас вам придется платить по другим счетам, другой монетой… И не только вам!
Живо, лучисто блестели глаза, и очистился белок, стал не мутно-молочным, а перламутровым. Тамаре Павловне показалось, что даже радужка стала ярче. Она наклонилась поближе к зеркалу, и на секунду привиделось ей, что синие глаза стали желтыми. Янтарно-желтыми, как у кошки.
Наваждение прошло. Но то, что вошло в женщину вместе с капсулами, данными ей сыном, уже бежало по венам, тукало в висках, толчками проникало в сердце. Незнакомое, чуждое, странное захватывало ее разум и порабощало душу, навязывало свою волю, настойчиво требовало от нее…
Требовало? Чего?
Преображения.
И Тамара преобразилась. Она потеряла чувство времени и лишилась страха перед его необратимостью, ведь в ее распоряжении теперь была вечность. Она забыла свое прошлое, не думала о будущем, не ощущала реальности. Она равнодушна была ко всем звукам и запахам, она не знала ни радости, ни печали. Любовь и ненависть оказались недостойными бессмертия. Добро и зло со своей извечной борьбой безнадежно устарели в ее преображенных, холодно-отстраненных глазах. Все померкло перед беспощадным светом истины. Створки душной, скучной жизни распахнулись, чтобы впустить страшно яркий, беспощадный свет истины, и теперь им не сойтись вновь.
Она заторопилась выйти на работу. Ей нужно было завершить кое-какие дела, чтобы приступить к труду иному, посвятить себя единственно важному и нужному. В кафе появление хозяйки произвело фурор. Валентин успел растрепать сослуживцам о смертельной болезни Тамары Павловны. В то время, пока она лежала в постели, переживая действие необыкновенного лекарства, ей несколько раз звонили домой. К телефону неизменно подходил молодой человек, назвавшийся ее сыном, ровным голосом сообщал одно и то же: мать захворала, лежит. Ее не стоит беспокоить. Не за что. Всего доброго. Так что хозяйку в кафе почти схоронили и ожидали своей дальнейшей участи, с сочувствием поглядывали на Валентина. Хотел куш сорвать, а тут сынуля объявился невесть откуда, да полно, сын ли он ей? Множились, ползли шепотки…