– «Мария-Селеста», – лаконично высказался Дубов.
– Я сейчас о том же подумала. Надо же, совершенно не помню, как мы переезжали. Как будто ластиком стерли часть воспоминаний. Сейчас пойдем к…
Но тут в дверь позвонили – коротко, неуверенно. Дубов с Лилей переглянулись.
– Я открою, не возражаешь?
Лиля кивнула, и Дубов направился в прихожую, стараясь не топать слишком громко. Пока он возился с незнакомым замком, Лиля устроилась с ногами на табурете и подавила желание зажмуриться и зажать уши. Ничего страшного между тем не произошло – послышались шаги, голоса, и в кухню вошел Гриша, а за ним семенила Софья Марковна собственной персоной. Ух как Лиля ей обрадовалась!
– Лилечка, милая! – заголосила тетя Соня и тут же прослезилась – ее-то Дубов не успел предупредить о своей идиосинкразии к слезам. – Где же ты пропадала? Что же с тобой случилось-то? Где Егорушка?
– Я не знаю! – вскрикнула Лиля, но приневолила себя и продолжила уже более ровным голосом: – Тетя Соня, давайте сядем, поговорим спокойно. Здесь творятся странные вещи, и мне нужен ваш совет. Очень нужен.
Даже если бы Софья Марковна лежала на смертном одре и у нее попросили помочь кому-либо советом, она бы с легкостью поднялась и принялась наставлять, поучать, вразумлять. А сейчас и подавно! Тетя Соня опустилась на второй табурет, а Дубову пришлось взгромоздиться на угрожающе скрипнувший подоконник.
– Это кто, Лилечка? – шепотом спросила Софья Марковна, выразительно моргнув в сторону Дубова.
– Это Григорий, мой… мой знакомый. Гриша, познакомься, это Софья Марковна. Моя соседка. И добрый друг.
– Очень приятно, – сказал вежливый Дубов.
– Вы уж извините старуху, Григорий, – смутилась тетя Соня. – Я ведь голоса услышала, вот и спустилась, а для храбрости скалку прихватила. И тут мне здоровенный мужик открывает, заходите, говорит! Я испугалась… И хотела…
– Трагедию удалось предотвратить, – солидно покивал Дубов. – Ничего, теть Сонь. Бывает между соседями. Ну вот что: давайте все же поговорим. Вести беседу буду я, потому что я тут самый главный. Возражений нет?
Женщины помотали головами. Нет, мол, возражений, продолжайте, пожалуйста, Григорий Степанович.
– Когда вы, Софья Марковна, последний раз видели Лилю? До сегодняшнего дня?
– Двадцать третьего сентября, – без запинки ответила старушка.
Дубов не ожидал такой точности, и это немного сбило его с толку.
– Почему двадцать третьего? – удивился он.
– Потому что двадцать четвертого мужу моему память, – охотно пояснила Софья Марковна. – А накануне я всегда в церковь хожу. Так-то из дому редко выползаю, ноги распухают. Тут, однако, пришлось поехать. Вышла из маршрутки, плетусь полегоньку, а Лиля мне навстречу. И мальчика за руку держит. Незнакомый мальчик, хорошенький такой. Я к ней – что, да как, да почему? А она смотрит на меня как, значит, на пустое место и говорит эдак с гонором: женщина, дескать, вы меня с кем-то путаете. А мальчик ей: мам, пойдем. И посмотрел на меня исподлобья, со злостью такой… Будто сглазил он меня – ноги заслабели, сердце зачастило. Доковыляла кое-как до скамеечки на остановке, сижу, воздухом дышу. А она так и пошла прочь, не оглянулась даже!