Группа затаилась. Немцы принялись поспешно освещать близлежащую местность ракетами. Потянулись томительные минуты ожидания. По еле уловимым потрескиваниям бурьяна мы догадались, что разведгруппа начала отход, и вскоре шорохи смолкли.
Теперь в непосредственной близости от немцев мы остались одни. Не мешкая, быстро достали гранаты, поставили их на боевой взвод и разложили на краю воронки, чтобы были под рукой. Соблюдая осторожность, убрали руками из-под ног вздыбленные взрывом комья земли и приготовились к открытию огня, если немцы бросятся преследовать наших товарищей.
В напряженном ожидании прошло несколько минут. Стало тихо. Казалось, все замерло, застыло в оцепенении. А вокруг не видно ни зги.
Мой напарник не выдержал трудного испытания тишиной и, не сказав мне ни слова, выскочил из воронки и бросился за отошедшими товарищами. Немцы снова всполошились, и стрельба с их стороны разгорелась с новой силой. Я выжидал. Не отвечала огнем и наша оборона.
Время шло. Как же тяжело, тоскливо одному в 30 метрах от врагов! Когда стрельба поутихла, я тоже решил отползать. Но куда?
До встречи с немцами разведгруппа долго ползала по нейтралке, частенько меняла направление движения. Мы находились в зоне действия поля Курской магнитной аномалии, и компас на руке практически бездействовал. Я затаился — не знаю, куда двигаться. В душе кипела смесь отчаяния и злости. Молчала наша оборона, прекратили огонь и немцы. Наконец, в эту чуткую на звуки тишину ворвалось деловитое татаканье «Максима», которое сняло мое напряжение и успокоило до предела натянутые нервы. Итак, я теперь точно знал, где наша оборона. В этот момент голос «Максима» был для меня ободряющей, радостной музыкой. Этот голос я не мог спутать ни с чем.
Беру в правую руку рубчатое тело поставленной на боевой взвод «лимонки», в левую — автомат и осторожно выбираюсь из воронки. Граната теперь в любой момент готова к действию. Если во время движения по нейтральной полосе подвергнусь нападению и возникнет критическая ситуация, грозящая мне пленом, то стоит только разжать ладонь руки — и разящие кусочки гранаты унесут в могилу вместе со мной и нападающих. Такие случаи с разведчиками в нашем подразделении уже были. Выбрался. Прислушался. Тихо. Беру направление движения на голос «Максима» и ползу на четвереньках. Треск пулемета меня манил и притягивал. Где-то совсем рядом проходили его трассы огня, и я мог быть сражен ими в любой момент. Но это не приходило мне в голову. Все мои помыслы были сосредоточены только на одном — скорее к своим. Только этому желанию был подчинен разум, который и управлял моими действиями. Я полз, метр за метром, осторожно приближаясь к нашей обороне, состоящей из отдельных, наспех отрытых стрелковых ячеек. Остановился, перевел дыхание, вытер тыльной стороной ладони обильный пот и почти успокоился. А голос «Максима» по-прежнему звал, тянул к себе. Осмотревшись и критически оценив свои действия, я резко изменил направление движения. Теперь трассы «Максима» проносились где-то правее. Но во мне продолжала действовать интуиция движения — скорее, скорее к своим. И я полз дальше, не чувствуя боли в расцарапанных до крови ладонях и исколотых колючками коленях. И вдруг отчетливо услышал, как кто-то усердно и громко выкрикивал мою фамилию. Не отдавая отчета в своих действиях, вскакиваю и торопливо бегу на этот зов.