Она не стала просить его сохранить эту сцену в секрете от родных и друзей, будучи слишком расстроенной, но Артур и сам никогда бы не стал предавать ее, достаточно уже того, что он сделал девушку несчастной, чтобы еще испортить ее репутацию.
Как ни неприятно это говорить, а придется признать, что Артур почувствовал себя лучше, когда она ушла. Тягость неизбежного объяснения спала с его души, и Уэвертон с грустью на сердце, но без чувства вины направился в обход дома на конюшню, чтобы сразу же уехать. Вряд ли Бобби сейчас захочет его увидеть…
Февраль 1840
— Никогда, никогда я больше не уеду из дому так надолго! — Миссис Ченсли сбросила пелерину на руки горничной и поочередно расцеловала отца и мать.
Лорд и леди Уэвертон смотрели на свою взрослую дочь и чувствовали, как их тревога успокаивается. В письмах Бобби иногда проглядывала такая тоска по дому и еще по чему-то, чему леди Уэвертон боялась дать название…
Однако, похоже, если Роберте чего и не хватало, так это Рождества в Сент-Клементсе в семейном кругу. Стоило ей переступить порог родного дома, как выражение нетерпеливого ожидания, которое в последние три недели ежедневно наблюдали ее муж и лучшая подруга, уступило место восторженности. Бобби оказалась не в состоянии устоять на одном месте, ей хотелось обежать весь дом, проверить, на месте ли безделушки и картины, не покрашен ли заново косяк в ее старой детской, где лорд Уэвертон со смехом отмечал, как растет его дочь…
Джеффри Ченсли, если и вынужден был собирать по крупицам все свое терпение, чтобы приспособиться к выходкам жены, не подавал виду, оставаясь все таким же полным и добродушным, и леди Уэвертон со вновь проснувшейся тревогой повернулась к третьей путешественнице.
Сара Мэйвуд скромно стояла чуть поодаль, и те, кто знал ее так давно и хорошо, как добрые друзья Уэвертоны, сразу могли бы сказать — девушка предается воспоминаниям, и воспоминания эти не из приятных. Сара не была в доме Уэвертонов уже много месяцев, с тех пор, как июньским днем ее мечты развеялись по ветру, подобно семенам одуванчика. Бобби жила в поместье супруга, и остаток лета Сара чаще проводила там, изредка заглядывая в дом своего дядюшки Фоскера. В доме Уэвертонов все слишком живо напоминало бы ей о последних шести годах жизни… Жизни, полной смехом, надеждами и… Артуром.
Артур Уэвертон уехал через несколько дней после объяснения у пруда, и супруги Ченсли постарались сделать все, чтобы смягчить для Сары боль расставания с тем, кого она так долго и преданно любила. Бобби делала для подруги то, что считала правильным — развлекала ее как могла или оставляла в одиночестве, когда, как ей казалось, Саре нужно побыть одной, чтобы справиться с одолевавшей ее печалью.