— Там ничего нет, одна пустота. Просто ты смотришь на меня неправильно, не под тем углом. Вот и мерещится всякое.
— Тебя не было бы здесь, если так. Питер бы не выбрал тебя.
— А ты не думаешь, что он мог выбрать меня, просто чтобы побаловать свою маленькую любимицу?
— Он вовсе не ангел и не филантроп и преследует только свои интересы. А ты… ты даже больше, чем я. Только меня видно лучше, потому что все наружу. Вот я, берите!
Девушка закружилась, сначала по асфальту, затем взвилась в воздух, шелестя волосами и рассыпая вокруг искры смеха.
Волк бормотал, любуясь ею:
— Тебе проще, ты всех их любишь и чувствуешь, а для меня они все чужие, все, и даже ты… Ты теплая и живая, а я холоден и статичен…
— Ты о чем? Я не слышу-у-у… — пропела она, вихрясь.
— Эй, подскажи, как можно оживить то, что живым никогда не было и является лишь созданием человеческих рук?
— Разбуди! — весело посоветовала она, приземляясь рядом. — Мы ведь тоже когда-то были лишь кусками глины, пока кто-то сильнее и мудрее нас не вдохнул в наши уста жизнь и разум. Ты ведь явно умнее, чем эти металлические глыбы.
— Разбудить? Что за бред…
Волк обошел постамент и прижался лбом к холодному граниту.
И вдруг ощутил, что сам стал статуей — недвижной, полой внутри. Он стоял посреди черной пустыни. Палящее солнце накаляло металл, из которого он был отлит. Он чувствовал, что вот-вот расплавится под жгучими лучами, но не мог даже пошевельнуться — не то что отойти в тень. Впрочем, и тени никакой не было. Темный песок, взметенный ветром, осыпал его голову, плечи, ступни. Было тоскливо и мучительно… и еще было всепоглощающее ожидание — что появится некто, высокий и всемогущий, склонится к его лицу и подует. Вдохнет свежесть, жизнь, душу…
Питер овеял его свежим дуновением осени. Волк пришел в себя. Бялка стояла рядом, серьезная и печальная.
— Просто сон дурной, или видение… — Он попытался улыбнуться, но понял, что нет больше сил строить из себя весельчака и балагура. Ветер пустыни наждачным песком стер с его лица тряпичную маску, а нарастить ее так, сходу, не получалось.
— Ты — мое слово,
слетевшее с губ давным-давно. И я уже не плачу.
Как Бог когда-то воскликнул: 'Да будет свет!' —
так и я шепнула: 'Да будешь ты у меня…'
Но что-то не получилось, ошиблась, и свет оказался тусклым.
А у тебя сердце полое…
— Это ты про меня? Сейчас сочинила?..
— Не про тебя и давно. А вообще, не важно. Ты бы вон лошадь лучше оживил, чем вопросы глупые задавать!
— И что ты ко мне привязалась с этими бронзовыми животными?
— Поверь, тебе это гораздо нужнее, чем мне. И тем более ему, — она легко взлетела на гранитный постамент и погладила коня по застывшим завиткам гривы. А горделивого юношу щелкнула по бронзовому носу. — С тобой ведь так тяжело.