— Вы не пригласите старую леди на танец? — Длора словно вынырнула из ниоткуда и тронула его за локоть. — Я и забыла, когда в последний раз двигалась под музыку.
— Конечно, леди, — Антон поклонился и щелкнул каблуками, как гусар или корнет.
Странный бал длился долго — часы, а может, и дни. Или просто время растягивалось под старинную музыку. Все были словно в трансе — грезили наяву, растворялись в покое и эйфории. Когда музыка стихла, тишина в первые мгновения показалась оглушительной. И отрезвляющей. Восковые фигуры застыли, как при игре 'море волнуется раз'.
— Нам пора идти.
Голос шел сверху, и все задрали голову. Черный лев с позолоченными крыльями, один из тех, что цепными собаками охраняют Банковский мостик и которых по ошибке называют грифонами, спикировал вниз с огромной люстры.
— Зачем мы нужны тебе?! — Антон выступил вперед, подобравшись и напрягшись, словно собираясь сражаться с противником.
— Не здесь! Следуйте за мной.
Лев беззвучно развернулся на пружинящих лапах и полетел — невысоко, на бреющем, складывая блестящие крылья перед каждой дверью и вновь расправляя, влетая в зал. И они пошли, точнее, побежали за ним.
Когда все очутились на улице, оказалось, что тьма исчезла. Вокруг опять простирался вечный сентябрь, теплый и солнечный. Они промчались по Большой Морской, вдоль Гороховой и притормозили на набережной Фонтанки у трехэтажного дома.
Бялка радостно захлопала в ладоши:
— Это же Ротонда, самое странное место в Питере!
— Здесь все странное! — фыркнул Антон. — Странное и в странном. Сомневаюсь, что имеет смысл туда заходить.
Но выбора ему не дали — все устремились вслед за львом в подъезд, и, постояв пять секунд снаружи в гордом одиночестве, Антон присоединился к большинству.
Ничего особо странного внутри не было: парадная как парадная, только круглой формы, и лестница не обычная, а винтовая. Стены были покрашены в салатно-зеленый цвет — судя по запаху и блеску краски, совсем недавно. Сквозь краску проступали надписи и рисунки, четкие и еле заметные, крохотные и полуметровые, и было их невероятное множество.
Бялка, подымаясь по ступеням, громко читала наиболее понравившиеся:
- 'Я жду, кто ты? Как я, одинокий или пресыщенный, как они?..' 'Прощайте, люди! Мне было хорошо с вами. Извините, если что'. А вот это руны, по-моему…. И звезда Давида… 'Самый счастливый человек — это младенец в чреве матери!' А ниже приписано возражение: 'Нет, это самый несчастный человек: ему еще предстоит разочароваться в этой жизни!'… 'Господи! Мы — твой предрассудок!'…
— Помолчи, Бялка, — попросила Эмма.