— Хочу, хочу! — Лапуфка запрыгал на одной ножке.
— Здесь наверняка домофон, — пожала плечами Эмма. — Зря только ребенка раздразнила.
— А мне кажется, для нас теперь открыто везде, — бабушка Длора нажала на ручку двери, и та подалась.
— Ух ты! — восхищенно присвистнул Волк. — Давайте начнем с мансардных квартир — в них высоченные потолки и много света.
Они долго бродили из квартиры в квартиру, зачарованно рассматривая оттиски чужих жизней. Лапуфка возился с игрушками, коих было множество. Бялка с веселым щебетом то подлетала к нему, вовлекаясь в его игры, то присоединялась к Длоре с Эммой, которые изучали семейные фотоальбомы, вышивки и макраме на стенах. Эмма пару раз примерила перед зеркалом чужие драгоценности, оба раза отчего-то скривившись. Волк с увлечением рылся в книгах. Чечен разглядывал курительные трубки и коллекционное оружие. Лишь Антону, казалось, было все безразлично: с понурым и покорным видом он переходил со всеми из комнаты в комнату, с этажа на этаж, присаживался на стул или подоконник, ожидая, когда можно будет двигаться дальше.
— Лапуфка, что с тобой?
Бялка присела рядом с ребенком, который тихо всхлипывал, сжимая в руках белую плюшевую лошадку.
— У меня такая же была, мама подарила…
Девушка повертела игрушку, нажав нечаянно на живот, и та запела, нежно и мелодично: 'И только лошади летают вдохновенно…'
Малыш залился еще пуще:
— Я к маме хочу…
— А мама тебе когда-нибудь колыбельные пела? — Неслышно подошедшая Эмма подняла малыша на руки и прижалась подбородком к теплой вздрагивающей макушке.
— Она про медведей пела… Вы знаете про медведей?
— Нет, маленький. Но я знаю другую. Давай я тебе спою, а ты засыпай.
Засыпай, мой маленький, я зажгу ночник.
Отпугну я воронов, прогоню собак.
Видишь, месяц ласковый к нам в окно проник?
Сбережет он сон твой, не допустит мрак.
А потом ты вырастешь, стану я стара,
Поседеют волосы и завянет рот.
Ты уедешь за море, буду я одна,
И напрасно буду ждать я у ворот.
Засыпай, мой маленький, и, пока нужна,
Охранять я буду твой беспечный сон…
Куплетов в самодельной песенке было много, голос лился ласково и заунывно, и малыш и впрямь быстро уснул. Его уложили на диван и укутали пушистым пледом.
— Слабенький какой… — прошептала Бялка. — Так много спит…
Эмма вместо ответа закатала на мальчике рукав рубашки.
— Видишь?
— Ты о чем? — не поняла девушка.
— Следы от капельниц. Множество. Малыш тяжело болен…
— Интересно, есть здесь хоть что-нибудь съестное? — хмуро задал Антон вопрос в пространство.
— А мне совсем не хочется есть. Хотя не помню, когда в последний раз принимал пищу, — Волк задумчиво ощупал собственный живот, словно проверяя, присутствует ли он вообще.