И вдруг задумываюсь: может, в этом и есть суть алчности — может, это игра, в которой есть только логика, и никакой морали?
— Наверняка из сплошной логики, а? — говорит Эстер. — Иначе Бен прав, и его решение верное. И никакого парадокса нет. — Она кладет в рот очередную конфетку. — Как бы то ни было, мой Всевышний не такой.
— Твой Всевышний? — Я поднимаю брови.
— Ага. Мы все, по-моему, изобретаем себе Всевышних. Такова уж жизнь. Придумываем собственную религию, свое загробное царство, Всевышнего, если он нам нужен, вообще что захотим, и когда помираем, получаем то, чего ждем. Люди, которые ни во что не верят или не желают создать свою собственную систему верований, после смерти исчезают бесследно. Люди, которые верят в сложную систему реинкарнаций и циклов жизни, реинкарнируют. А те, что принадлежат к организованной религии, получают то, что она обещает, хотя обычно там ничего хорошего нет…
— Но это тоже парадокс, — замечает Бен. — Твоя собственная религия, по сути, такова, что каждый человек может выбрать свою личную религию. И если ты права, и каждый может выбрать себе свой «смысл жизни», и тогда твоя собственная теория смысла жизни должна включать в себя человека, который скажет: «О, а у меня совсем другая теория», что полностью отменит твою…
— Это положительный контур обратной связи, — говорю я. — Хотя сама идея мне нравится.
— Ты и твоя долбаная теология, — говорит Эстер Бену. — И твоя гребаная математика, — говорит она мне. — Башка от вас болит.
— Однако я кое-чего не понял, — хмурится Бен. — Ты как-то не определилась с половой принадлежностью своего Всевышнего. На самом деле ты ведь и это продумала, а?
— Когда это я не определилась? — спрашивает Эстер в замешательстве.
— Только что, когда рассказывала про коробки А и Б.
— А, в этом смысле. Нет, это был Ньюкомбов Всевышний, а не мой. Мой бы не стал возиться с коробками.
— Ей наверняка было бы некогда — она бы со страшной скоростью делала тебе гамбургеры. — Бен улыбается. — Значит, Ньюкомб не знал, какого пола его Всевышний?
— Может быть, — говорит Эстер. — Я просто не помню. Думаю, в его парадоксе Всевышний может быть чем или кем угодно. Вот почему я не определилась. Алиса, ты что это притихла?
— А? — говорю я. — Я задумалась о НФ. Непобедимом Фашисте. Так Пауль Эрдёш называл Бога. Надо думать, это его версия Всевышнего. Он говорил, что жизнь — игра, в которую никак нельзя выиграть, потому что всякий раз, когда ты делаешь что-то плохое, НФ получает одно очко, а когда ты делаешь что-то хорошее, никто из вас не выигрывает. Цель игры в жизни — чтобы у НФ счет вышел как можно меньше, но, как ни играй, никогда не победишь.