Я отложил роман вместе с его главным героем, детективом, напоминающим Человека-слона, с кресла перебрался в ходунки. Их колесики мерно поскрипывали.
На кухне я закрыл за собой дверь и направился к телефонному аппарату на стене.
Какое-то время постоял, вытирая о рубашку мокрые от пота ладони. Дрожа всем телом. Никогда в жизни я так не нервничал, даже под дулом пистолета Панчинелло.
Меня охватила нерешительность альпиниста, который хочет покорить высочайшую вершину в рекордное время, знает, что навыки, мастерство и снаряжение позволят ему реализовать свою мечту, но боится, что природа и судьба могут ему в этом помешать. Но с другой стороны, не может он и отступить.
За эти шесть недель после ночи клоунов мы часто беседовали по телефону. Ее номер я давно уже выучил.
Набрал три цифры, повесил трубку.
Во рту у меня пересохло. Я добрался до буфета, достал стакан, взял курс на раковину. Налил себе холодной воды, пропустив ее через фильтр.
Потяжелев на восемь унций, но все равно с сухим ртом, вернулся к телефонному аппарату.
Набрал пять цифр, повесил трубку.
Не доверял своему голосу. Проверил его в деле:
— Привет, это Джимми.
Я и сам перестал называть себя Джеймсом. Когда понимаешь, что столкнулся с фундаментальным законом природы, оптимальный вариант — не пытаться его опровергнуть.
— Привет, это Джимми. Извини, если разбудил.
Голос дрожал и повысился как минимум на две октавы. Таким голосом я говорил лет в тринадцать.
Я откашлялся, предпринял еще одну попытку. Теперь мог сойти за пятнадцатилетнего.
Набрав шесть цифр, я уже поднял руку с трубкой, чтобы повесить ее. Затем в отчаянии нажал на кнопку с седьмой цифрой.
Лорри ответила на первом звонке, словно сидела у телефона.
— Привет, это Джимми. Извини, если разбудил.
— Я только пятнадцать минут как зашла. Еще не ложилась.
— Сегодня я так хорошо провел время.
— Я тоже. Просто влюбилась в твою семью.
— Послушай, такое не делают по телефону, но я не смогу заснуть, если не сделаю. Буду лежать без сна, волнуясь, что мое время истечет и я не использую свой шанс покорить вершину.
— Хорошо, — ответила она, — но если ты и дальше будешь говорить так же загадочно, я лучше буду все записывать, с надеждой в конце концов разобраться, о чем ты толкуешь. Продолжай, я уже взяла ручку и бумагу.
— Прежде всего, хочу сказать, что смотреть на меня особой радости нет.
— Кто так говорит?
— Зеркало, зеркало. И я — увалень.
— Все это лишь слова, а слова, как тебе известно, зачастую расходятся с действительностью.
— Я не смогу танцевать, пока с моей ноги не снимут пластины, которые соединяют обломки кости. Так что по части грациозности я могу конкурировать с чудовищем Франкенштейна.