— Неисповедимы пути Господни! — благолепно вздохнул папа. — И не нам осуждать его решения.
— В мире пробудилось давно дремавшее лихо, терпеливо ждавшее своего урочного часа, — рассудительно произнес отец Григорий. — А когда лихо просыпается — наступает, как известно, пора лихолетья.
— Правильно, — согласно кивнул понтифик. — Мы называем теперешний период Эрой зла. Пришло время наших испытаний.
— Значит, мы искупаем сейчас все совершенные нами грехи? — ужаснулся фон Майер, наконец-то ухвативший самую суть их рассуждений.
— Да, именно так, а еще грехи наших отцов и дедов, — уверенно подтвердил Бонифаций. — Мир стоит на перепутье между двумя дорогами: тьмой и светом, и лишь от нас зависит, кто победит в этом противостоянии и какое будущее нас ждет.
— Значит, придется повоевать… — задумчиво протянул иерей Григорий, поглаживая свой крест, снова занявший место у него на шее.
— Так ты же пацифист! — с подколкой напомнил Конрад.
— Точно. — Отец Григорий согласно крякнул. — Но при случае могу так отпацифиздить, что мало не покажется.
— Мы все умрем? — Оборотень требовательно посмотрел на Бонифация, ожидая внятного и конкретного ответа.
Но папа лишь печально улыбнулся.
— Ясно. — В глазах рыцаря зажегся нехороший упрямый огонек. — Краткость жизни — сестра таланта, — не удержался он и со смаком ввернул свое любимое изречение. — Жаль только, что мои самые заветные мечты так и не сбудутся…
— Когда исполнились все мои мечты, я понял, как же счастлив был раньше! — наставительно высказался понтифик. — Не погрязай в суете и мелочности, сын мой.
— А я всегда руководствовался принципом: не переживай о многом — и ты переживешь многих, — признался отец Григорий. — Но нынче готов умереть за осуществление своей последней мечты.
— Это какой еще? — с подозрением спросил Конрад.
— Хочу перед кончиной узреть Часовню смерти и те врата, Привратником коих я называюсь, — торжественно проговорил священник. — А ты?
— Самые смелые мои мечты уже сбылись, значит, настало время для несмелых. — Конрад скупо улыбнулся.
Однако папа и отец Григорий смотрели на него непонимающе.
— Ну поскольку Селестины мне теперь уж точно не видать как своих ушей, — хмуро отшутился оборотень, — то хочу хорошую драку, романтичную гибель под луной и журнал «Плейбой» с пробниками…
Отец Григорий басовито расхохотался:
— Эко знатно ты загнул, дружище! Меня аж завидки взяли.
— А чего? — задиристо откликнулся вервольф. — Помирать, так с музыкой! Причем я знаю, в каком конкретном месте смогу получить все тридцать три опасности и приключения разом, ведь нам все равно придется туда отправиться.