Окончательно успокоенная и умиротворенная, Андреа выпила очередной бокал свежей крови — конечно же ее самой любимой, редкой, четвертой группы и включила музыкальный центр, остановив свой выбор ценителя на симфонии так боготворимого ею Антонио Вивальди. Право же, пусть люди в основной своей массе и являются вульгарными, низменными созданиями, они тоже сумели создать нечто прекрасное, как то: музыка, живопись и фильмы ужасов! На такой оптимистичной ноте Андреа погрузилась в транс, расслабившись под проникновенные звуки волшебной мелодии. О нет, она ничуть не злоупотребляет жестокостью, совсем несвойственной ее эстетичной натуре. Она просто доводит все жизненные процессы до своего логического завершения. К тому же следует признать: конец такого дурацкого мира, как этот, должен быть исключительно веселым!
Вполголоса выругавшись, Конрад наклонился и ощупал свою правую щиколотку. Вроде бы обошлось без травмы, даже растяжения нет, просто ушиб. Он тяжело оперся на плечо своего спутника, предоставляя кратковременный отдых пострадавшей ноге и мысленно проклиная всех злокозненных стригоев вместе с их изощренными выдумками. Нет, ну надо же чего удумали, твари поганые, — выбрали, называется, место! Хотя окажись он на их месте… Конрад обвел критическим взглядом расстилающиеся перед ним развалины, живописно припорошенные свежевыпавшим снегом, и одобрительно кивнул, отдавая должное извращенной фантазии проклятых кровопийц. И в самом деле, лучшего места не найдешь во всей Италии. Ну в смысле не самого красивого, а более подходящего для захоронения столь ценного груза! Груза? От неодушевленного названия «груз» его сердце в очередной раз окатила горячечная волна скорби и тоски. Груз, разве она — всего лишь груз? И тут вервольфу стало до жути горько и тошно, потому что это чудовищное открытие до сих пор не укладывалось у него в голове. Он банально отказывался поверить в то, что оным ценным грузом, заживо упрятанным в недра глухого каменного гроба, была она, девушка его мечты! Его Селестина!
Порой ничто так не усложняет нашу жизнь, как самые простые и избитые истины. Суть этой фразы Конрад фон Майер постиг не из книг, а опытным путем, попутно набив немало шишек и наставив кучу синяков. Причем ладно бы кому-то другому, так нет же — самому себе. А что тут поделаешь, если он, умный, сильный, красивый и независимый (ну в общем именно такой, каковыми мужчины кажутся сами себе), вдруг страстно влюбился в несносную воспитанницу католического монастыря, начисто проигнорировавшую его искреннее чувство. Он даже предложил ей свое сердце и лапу, тьфу ты — руку, конечно, но в ответ рыжая упрямица просто ушла из дома, демонстративно разбросав по квартире вещи оборотня и нахально запинав под шкаф его лучшую фотографию. Ушла, и как под воду канула… И вот уже долгих три года от Селестины не приходило никаких известий. Сначала Конрад бездельничал, обижался и выдерживал характер, исподволь ожидая, что она непременно позвонит завтра или, что еще вероятнее, рано поутру перешагнет порог квартиры и истомлено упадет в его широко распахнутые объятия. Но время шло, а Селестина не появлялась. Вервольф жутко исхудал по причине все возрастающего нервного напряжения и из-за хронического отсутствия аппетита. Его скулы заострились до такой степени, что того и гляди грозились прорвать бледную, холодную от анемии кожу. Бывший тамплиер стал задерганным и вспыльчивым, плохо спал, а шутки воспринимал и того хуже, а вернее вообще никак. Он сделался суеверным до неприличия, а вдобавок приобрел дурацкую привычку постоянно оглядываться через плечо, при этом сам отлично понимая, насколько смешон боец, вздрагивающий от любого шороха и сторонящийся собственной тени. А что тут поделаешь, если даже в вое ветра ему чудился ее мелодичный голос, ветки деревьев напоминали ее гибкие руки и в полумраке ночи ему постоянно являлось смутное очертание прекрасной девичьей фигуры.