— Да? Что-то не видно тех, кто нам сочувствует, — яростно выпалила она.
— Я-то уж вам точно не сочувствую, — усмехнулся лейтенант, — все вы делаете как дураки.
И объяснил: по всем правилам военного искусства, вместо того, чтобы толпиться в проходах улиц, бастующим нужно прикрыть фланги.
— Полиция заходит с флангов, окружает, и все. Пиши — пропало.
— Военный? — она закурила.
— Нет. Полицейский. Но я не на работе.
Против его ожиданий, плевка не последовало. Она просто ударила его ногой в пах. Видимо, такая у нее специализация, подумал Петреску, согнувшись и схватив ее за руки. С другой стороны улицы начали подъезжать грузовики с водометами. Толпа негодующе заревела. Девушка широко раскрыла глаза. Зеленые, автоматически отметил подающий надежды полицейский Петреску. Задумчиво посмотрел на нее, на волосы, провел воображаемую черту от ее макушки к своему плечу, что-то прикинул:
— Вы русская?
Она обернулась так яростно, что Петреску даже испугался:
— Нет, нет. Вы меня не поняли. Мне вообще-то все равно. В смысле, ну, вы — славянка?
— Да. Какая разница?
— Никакой. Наташа?
— Знакомы?
На этот раз он уже не испугался тому, как резко она повернула голову. Отпустив ее руки, и приставив два пальца к виску, лейтенант представился:
— Абонентский ящик номер тысяча двести тридцать четыре дробь тридцать четыре «а».
* * *
Когда она захотела в пятый раз, он уже не смог. Бормоча, — «ничего, ничего», — она сползла вниз, и будто кипятком лейтенанта обдала. Он застонал и попросил ее надеть платье. Серое платье до пят, с капюшоном.
— И капюшон надень.
Она так и сделала. Минут через пять, представляя ее монахом средневекового аббатства, а себя — соблазняемой им девой, Петреску кончил. При этом, что его очень удивляло, она не касалась члена рукой. Вообще не касалась. Переодевшись, Наташа пошла на кухню.
— Надо тебя накормить, — она плотоядно улыбнулась, — восстановить силы.
— Для человека, получившего коленом в пах, я, кажется, неплохо справляюсь.
На кухне она рассказала ему о своем последнем любовнике. Они прожили два года.
— Да не очень-то он мне и нравился, — Наталья бросила быстрый взгляд на запястье, — просто ты не представляешь себе, что это значит: придти домой, открыть холодильник и увидеть, что он пустой. Причем ты знала это, когда собиралась открывать холодильник.
Петреску согласно кивал, хотя отлично представлял себе, что это такое — пустой холодильник.
— В общем, — она закурила, убрав со стола огромную тарелку с салатом (помидоры и зелень), — он мне был нужен для того, чтобы физически существовать.