Вообще-то он от своей деревенской жизни не открещивался: все-таки она тоже была его, не чужая. Просто он не любил о ней вспоминать и не делал этого ни разу с тех пор, как она закончилась.
Это сейчас она вспомнилась вдруг из-за вонючего сыра. Ну, и от вина он расслабился, конечно. И пусть уж себе вспоминается, черт с ней. Завтра, завтра он постарается выбросить ее из головы, ту жизнь. Как было бы хорошо, если бы удалось это сделать навсегда! Но навсегда уже не получится.
– Я мечтала об этом всю жизнь, мой родной.
Мама сидела на краю больничной кровати и гладила Феликса по лбу, убирала отросшие за время болезни волосы.
– О чем? – тупо переспросил он.
За месяц Феликс стал какой-то заторможенный, он сам это чувствовал. Мама говорила, что это просто из-за гриппа. Говорила, что такое воздействие вирусов давно известно науке. Может, это было и так, хотя Феликс ни о чем таком нигде не читал. Но ведь он прочитал еще не все тома энциклопедии Брокгауза и Ефрона, которая была у дедушки. Может, в каком-нибудь томе сказано и про то, что от гриппа затормаживается сознание. Тем более что грипп дал осложнение, и Феликс переболел еще и пневмонией.
Мама говорила, что привезла его в больницу с высокой температурой, в бреду. Как она забрала его из квартиры дедушки с бабушкой, Феликс не помнил. Наверное, температура и бред начались сразу же после того, как он потерял сознание. Во всяком случае, последнее, что осталось в его памяти, был мамин крик: «Не смейте его трогать!» – а после этого он ничего уже не чувствовал и не помнил.
– Я мечтала о том, как мы все вместе будем жить на природе, – ответила мама. На ее лице в самом деле появилось мечтательное выражение. – Слава богу, наконец разрешено продавать квартиры, уже нет этого унизительного ощущения, что ты приписан к одному месту, как крепостной. Мы продадим квартиру, купим дом в деревне и будем жить так, как мы мечтали.
«Я об этом не мечтал», – хотел поправить маму Феликс.
Но вряд ли она услышала бы его.
– Ради этого я бросила все – сцену, кино, – с тем же мечтательным выражением продолжала она. – Ведь это все тлен, Филька, это ничто по сравнению с любовью. Слава проходит, красота проходит, а любовь остается.
Мамин голос убаюкивал. Может, потому что Феликс еще чувствовал себя слабым после болезни. А может, потому что он был с ней согласен. Он тоже всегда думал, что любовь сильнее всего. И не понимал сейчас, что же есть в маминых словах такое, с чем он никак не может согласиться… Что такое?.. Сознание его плыло, уплывало, будто на лодочке…