– Я только хотела спросить, почему вы приехали во Францию. Мне показалось сегодня, когда мы шли вдоль Сены, что вам нравится Париж, и поэтому я захотела спросить, надолго ли вы приехали. Но это, конечно, не обязательно отвечать.
Она замолчала. Она все-таки смутилась – так, как смущается тактичный и воспитанный человек, поняв, что позволил себе излишнюю интимность в разговоре со случайным знакомым.
Эта догадка почему-то показалась ему неприятной. Вот эта, о несущественности для Марии общения с ним.
Он не знал, как разговаривать с этой женщиной на уровне несущественности.
– Если можно, я отвечать не буду, – сказал он наконец.
– Да-да, конечно, – поспешно проговорила Мария.
Неловкость опустилась на них сразу, как низкое дождевое облако. Феликсу стало жаль простоты и доверительности, которая возникла было между ними незаметным образом и вдруг исчезла так мгновенно и грубо.
Но не мог же он объяснить ей все от начала до конца. Не мог!
Урал оказался широким и суровым.
То есть не горы такими оказались, а что-то другое, чем и был Урал. Феликс почувствовал это через месяц после того, как они сюда приехали.
Оказалось, что дом, о котором ему говорила мама, уже куплен. Он стоял в деревне Унгур, на реке Каме, недалеко от города Перми. Настоящий деревенский дом из огромных бревен; это Феликсу понравилось.
Но все остальное не понравилось ему нисколько. А больше всего – мамин Николай, про которого она упорно говорила «наш Коля». Конечно, он почти не мешал Феликсу, хотя бы потому, что не обращал на него внимания. Это было вообще-то хорошо, но при таком своем равнодушии Николай был очень нервный. Может, это называлось как-нибудь по-другому, но Феликс не находил другого слова.
Нервность, то есть беспокойство, которое живет внутри у человека постоянно, – это подходило к Николаю очень. Он был похож на слишком сильно натянутую струну, и Феликсу все время казалось, что эта струна вот-вот лопнет.
Это ощущение усиливалось от того, что Николай постоянно кашлял – глухо, резко.
– Я живу здесь с Колей, как Лара с доктором Живаго! – говорила мама. И объясняла Феликсу: – Есть такой роман «Доктор Живаго», ты уже можешь его почитать. Я тебе его куплю, когда в Перьмь поеду. – Она стала говорить по-здешнему, «Перьмь». – Да, мы совсем как Живаго и Лара! Кругом война, вражда, а нам здесь, в уральской деревне, так хорошо, так любовно. И девочка у них там была такая веселая, Катенька…
– Я не Катенька, – мрачно возражал Феликс. – И войны никакой нету.
Настроение у него портилось с каждым днем все больше. В доме было сыро и неуютно. Мама сказала, это оттого, что в нем долго никто не жил, а когда они обживутся, то и дом станет родной. Но они прожили здесь уже целый июнь, довольно теплый, а дом все никак не просыхал и тем более не становился родным.