Даже если не думать о самом главном и страшном – не надо думать об этом сейчас, будет у него еще время об этом подумать, никуда оно от него не денется! – но даже если думать только о том, от чего не веет звериным ужасом… То что?
Он есть то, что есть. Гастарбайтер с темным прошлым и унылым настоящим без будущего. А она не только сладостная женщина – она в первую очередь здравая женщина. У нее ясный французский разум, и это правильно, он и сам видит действительность не через розовые очки. И этим своим ясным разумом она не может не сознавать, что с такими, как он, надо держаться начеку. Любой из таких, как он, готов наговорить про свою бессмертную любовь все, чего ожидает женское сердце. Но у любого такого, как он, в голове при этом только одно: вид на жительство и все прилагающиеся к этому блага правильно организованной страны.
Хорош бы он был, если б стал объяснять Марии, что он-то, конечно же, не такой, как все! Все ведь именно так и говорят.
Феликс отнял руку от ее щеки. Встал, поискал привыкшими к темноте глазами свою одежду. Одежды нигде не было – ни на кресле, ни на полу у кровати, ни на столике у зеркала. Ну да, он же пришел в спальню голый, нечего здесь и искать.
На столике его взгляд все же задержался. Он подошел поближе, взял в руку маленького оловянного мушкетера, который стоял под зеркалом.
Вид у мушкетера был воинственный и, Феликсу показалось, сердитый.
«Что ты здесь делаешь? – всем своим видом говорил этот стойкий оловянный солдатик. – Кто тебе дал право сюда лезть? Ты не воевал вместе с нами под Ла-Рошелью, не брал Бастилию, не боролся за свои права, как велит кодекс Наполеона, и не платил за это кровью. Ты ничем не заслужил той жизни, которой живем мы».
«Да я и не требую…» – чуть не вслух проговорил Феликс.
«Ну и давай поживее! Шпагу на пояс, плащ на плечи – и уходи. Нечего обременять собою женщину, которая подарила тебе прекрасную ночь. Скажи ей за это спасибо – и все на том».
Спасибо – это правильно. Феликс поставил мушкетера на столик, вернулся к кровати. Наклонился над спящей Марией и коснулся губами ее виска. Чистый цветочный запах. Так пахли конвертики из матово-прозрачной ткани, которые бабушка клала ему под подушку. Роза, лаванда, мята… Он думал, что давно забыл эти запахи.
Он замер. Потом выпрямился, отшатнулся и не оглядываясь вышел из спальни.