, опыт
положительный
... Впрочем, в наши дни уже трудно, пожалуй, определить, кто кого пародирует: ведь нынешние Соединенные Штаты — поистине “Советский Союз сегодня”, нынешний американизм есть другой лик большевизма — и в идеологии, и в психологии, и в практике своей экспансии, только несравненно более агрессивной.
Да, большевистский тоталитаризм был дик, это была дубина, способная превратить человека в ничто, в “лагерную пыль”; тоталитаризм же либеральный, рыночный, прогрессивен и цивилизован — как нейтронная бомба: оставляя тела, способен истребить души. Он тоже уничтожает людей, и с не меньшим успехом, но чаще он их покупает и утилизует в своих дальнейших интересах.
Опыт России — и это основная мысль книги Панарина — призывает мир к ценностной переориентации, пример которой должна, между тем, подать сама Россия. Больше это сделать сегодня некому.
3наменитый фильм “Унесенные ветром” содержит своего рода символ веpы, заключенный в словах обаятельной героини: я пойду на всё, но никогда больше не буду голодать. Это твердое плебейское кредо — формула “американской мечты” (теперь, по существу, мечты всего “цивилизованного”, то есть западного, мира). В русской культуре тоже есть кредо и формула:
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
Это — аристократическая формула достоинства и ответственности, ответственности духовной.
Никакая “конвергенция” этих двух исповеданий невозможна.
“Важный урок”, которой, по Чаадаеву, дает миру Россия, ее историческое задание, возложенный на нее крест состоит в том, чтобы всем своим опытом, положительным и отрицательным, опровергать мечту о сооружении в мире, духовно лежащем во зле, безблагодатного эдема; опровергать идею благополучного на Земле устроения корыстного, дичающего, глупеющего человечества — идею рая без искупления и преображения. Это тяжкий крест. Вспоминается рассказ Гаршина “Сигнал” — о том, как дорожный обходчик спасает от крушения поезд, остановив его, как флажком, носовым платком, намоченным собственной кровью.
Книга А. С. Панарина “Реванш Истории” говорит о необходимости нового человеческого типа, “типа, затребованного эпохой, а без него эпохе нет спасения. Этот тип, — продолжает автор, — больше повинуется ценностным критериям, чем критериям прагматической пользы, ведущей нас в рабство у действительности (современности)”. Такой тип человека, готовый, добавлю я, голодать, чтобы не дать погибнуть ближнему, — не утопия, придуманная прогрессом, а средство от самоубийства человечества. Он не утопия и потому, что тип этот реален, надо только очень захотеть, чтобы он мог жить, действовать и по-человечески обустроить Россию. Этот человеческий тип, руководимый совестью, а не корыстью, хорошо знаком России, он — центральный персонаж и он же, в известном смысле, автор большой русской культуры.