Книга “Реванш Истории” — явление этой культуры, она родилась в русле той фундаментальной для России мыслительной традиции — от Карамзина, Пушкина, Гоголя и Достоевского до Франка, И. Ильина и Солженицына, — которую с трогательным простодушием охарактеризовал Чаадаев: “Когда я... говорил, например, что “народы Запада, отыскивая истину, нашли благо-получие и свобод”, я только парафразировал слова Спасителя: “ищите Царства Небесного, и все остальное приложится вам”.
Это та светская традиция, аристократическая и вместе глубоко народная, которая, начиная с “Истории Государства Российского” и трагедии “Борис Годунов”, признает и утверждает — не в теоретических спекуляциях, а в исторической практике — безусловное главенство ценностных критериев над всеми другими, безусловную “стратегическую”, даже в своем роде “прагматическую”, роль человеческих ценностей в земном устроении.
Опора на такую традицию может кому-то показаться неуместной, возможно и трагикомической, в тех условиях, в какие поставлена Россия, развращаемая и уродуемая силами, стремящимися насильно вписать ее в цивилизацию погибели. Но не надо забывать о том, что наша страна — странная и неожиданная, чем она и неудобна современным цивилизаторам: “Есть великие народы”, говорит тот же Чаадаев, чьи пути “нельзя объяснить нормальными законами нашего разума, но которые таинственно определяет верховная логика Провидения. Таков именно наш народ”.
На эту веру, на эту надежду опирается в следовании высокой традиции русской мысли Александр Панарин, обдумывая и предлагая пути, на которых Россия способна, встав на ноги, помочь совести человечества в ее эсхатологическом поединке с корыстью.
[1]
7
Речь, впервые произнесенная на церемонии вручения А. С. Панарину литературной премии им. А. И. Солженицына.
Владимир СМИРНОВ • "Ох, гляди, Сатин-Горький!.." (Наш современник N9 2004)
Владимир Смирнов
“Ох, гляди, Сатин-Горький!..”
(Анненский и Горький)
Эта заметка не претендует на полноту историко-литературных обстоятельств или на подробное описание взаимоотношений, взаимосвязей двух выдающихся русских художников: Иннокентия Анненского и Максима Горького. Да и отношений, в принятом смысле этого слова, не было. К тому же если значительность Горького как явления чрезвычайного осознается в России и мире уже на рубеже XIX—XX веков, то содеянное Анненским, поэтом и мыслителем, медленно “прорастало” в большом времени XX столетия. Вот почему сопоставление этих имен на протяжении почти столетия было просто-напросто невозможно. “Грандиозность” Горького, его явленность граду и миру и — некто, точнее “Никто”, как обозначил свое авторство поэт в первой и единственной прижизненной книге стихов “Тихие песни”... Подобное даже самым простецким образом связать было нельзя. Да и кто рядом с Горьким Анненский, который, по слову Ахматовой, “как тень прошел и тени не оставил”?