– Я не люблю шумные компании, – наконец сказала я, и мой голос сорвался на шепот.
– Ты мне надоела, – спокойно сказал он, не поворачивая головы.
– Из-за взбитых сливок?
– Из-за всего, – он взглянул на меня.
Короткий косой взгляд порезал меня бритвой. По глазам. Я тронула их руками. На пальцах краснели алые бисерины крови. А я думала, что к такому взгляду я уже привыкла.
Илья снова повернулся к окну, из его пальцев вылетел горящий окурок. Выстрелил в черное небо оранжевой пулей.
Я надела на домашнюю одежду куртку, взяла сумку и вышла. Я долго не могла поймать машину и думала, что это добрый знак. Илья придет, примчится за мной и заберет к себе. На мне были тапочки на босу ногу, и ноги стали ледянее льда. Но за мной никто так и не пришел. Я не помню, чтобы за мной кто-нибудь приходил просто так. И я не помню, чтобы меня кто-нибудь искал. Я оказалась невидимкой, но поняла это только сейчас.
Я села в остановившуюся машину и поехала домой.
«Вещи заберу завтра», – решила я.
Я ехала по ночному городу, глядя ему глаза в глаза. В витрины, огни светофоров, уличные фонари, прямоугольники электрического, домашнего света. Мне было холодно от его света до тряской, знобкой дрожи.
– Он не любит меня, – сказала я Гере. – Смешно, да?
– Не очень, – ответил он.
– Другая жизнь будет в другой жизни. Если повезет.
Я бросила сумку на пол и легла на кровать поверх одеяла. Я человек, и должна мерзнуть как люди. Зачем мне зимнее одеяло?
Мне в глаз попала звезда. Одна-единственная на всем черном небе. Может, там сидел бог.
– Когда это кончится? – спросила я.
– Никогда, – сказал бог.
* * *
Я опять заболела. Я всегда болею зимой. И в прямом, и в переносном смысле. Только в этот раз я болела так, как тогда в детстве, пневмонией. У меня была лихорадка, а на груди вместо горячей ваты лежало холодное зимнее одеяло. Оказывается, зимнее одеяло совсем не греет. Нисколько. Меня трясло от озноба целыми днями. И еще я боялась остаться одной. Совсем одной.
– Не уходи! – молила я Геру и цеплялась за него холодными руками.
– Не уйду, – говорил он.
Я закрывала глаза и проваливалась в холодную, снежную вату, а потом снова и снова спрашивала:
– Не уйдешь?
– Нет, – отвечал он.
– Не уйдешь?
– Нет.
Мне не было покоя ни днем, ни ночью. Я боялась остаться одна в огромном, хмуром пространстве. Без единой живой души. Страшно. Так страшно, как никогда. Просто я помнила, бог обещал мне, что это не кончится. Я ему поверила сразу же. Разве можно ему не верить?
Я проснулась в залитой солнцем комнате. В разреженном, легком воздухе огромного светлого пространства. И сбросила одеяло, так было жарко. Рядом со мной сидел Гера и спал. Я ткнула его пальцем в коленку. Он разомкнул ресницы и вытаращил на меня отражение моих глаз.